Едва Хоро развязала стебли и отвернула кору, над едой начал подниматься парок. Хоро блаженно прищурилась, виляя хвостом.
— Говорить, что я знала, было бы не совсем верно, — произнесла она, подражая голосу Лоуренса. Мясо было нарезано на маленькие кусочки, и определить по виду его происхождение было действительно невозможно. Хоро взяла один из кусочков и, склонив голову набок, медленно положила его в рот. Закрыла одновременно рот и глаза и принялась жевать.
Вкус, наверное, был восхитителен.
Но что-то в поведении Хоро было не таким, как обычно.
— Ммф… да, конечно, — сказала Хоро. Вместо обычного торопливого пожирания пищи (как будто Хоро вечно беспокоилась, что пищу вот-вот отнимут) она ела медленно, наслаждаясь вкусом, словно он напоминал ей о чем-то. — Хозяин нашего постоялого двора сказал что-то в этом роде, — продолжила она, слизнув жир с пальцев и подняв глаза на Лоуренса. — «Месяцы и годы разрушают даже каменные здания».
— «Что уж говорить о памяти людской», — закончил фразу Лоуренс.
Хоро удовлетворенно кивнула. Затем тихонько вздохнула и повернулась к окну, чуть прищурившись от яркого света.
— Ты знаешь, что остается в памяти дольше всего?
Еще один странный вопрос.
Имя человека? Цифры, числа? Впечатления о доме?
Эти ответы один за другим мелькали у Лоуренса в голове, но Хоро сказала нечто совершенно другое.
— Запах. Знаешь, запахи помнятся дольше всего.
Лоуренс поднял голову, сбитый с толку.
— Мы так легко забываем все, что видели и слышали, и лишь ароматы остаются в памяти совершенно отчетливо, — Хоро опустила взгляд на еду и улыбнулась.
Лоуренсу ее улыбка казалась такой неуместной: мягкая, почти ностальгирующая.
— Я совершенно не помню этот город, — произнесла Хоро. — Если быть совсем честной, это меня немножко грызло.
— Ты была не уверена, на самом ли деле ты сюда когда-то приходила?
Хоро кивнула; похоже, она была искренна.
Лоуренс обдумал услышанное; внезапно ему показалось, что он понял наконец, почему Хоро все время была такой игривой.
— Но эта еда — ее я помню совершенно отчетливо. Это ведь такое странное создание, что даже в те года его считали особенным. Каждого зверя, которого они ловили, нанизывали на вертел и так вкусно жарили.
Баюкая в руках мясо, словно спящего любимого котенка, она подняла глаза.
— Еще когда ты только пришел, я подумала, уж не это ли ты принес; но когда я понюхала, я чуть не расплакалась от воспоминаний — и это был ключевой момент.
— Значит, ты все это тут изображала нарочно?
Если подумать — возможность, что Хоро недостойно подглядит внутрь свертка, как только Лоуренс отвернутся, выглядела странноватой.