Я пожал плечами:
— Мне больше нечего предложить. Тогда установи осаду вокруг Равенны, если хочешь, когда наши армии доберутся до провинции Фламиния. Это ни к чему не приведет, только удержит там Одоакра, хотя на самом деле тебе надо изгнать его оттуда. Но по крайней мере, ты будешь точно знать, где он находится. Может быть, к тому времени, когда мы, завоеватели, поселимся и станем мирно заниматься хозяйством на всей остальной италийской земле, кроме этого болотистого участка побережья, Одоакр наконец признает, что побежден, и выйдет добровольно.
— Habái ita swe, — сказал Теодорих, однако на этот раз уже не властным тоном, а как-то уныло.
Тут все присутствовавшие стали расходиться. Я постарался оказаться в числе последних, чтобы спросить Теодориха:
— А как насчет сестры короля Кловиса, niu?
— Что? Сестра Кловиса? — безучастно переспросил он, как будто уже забыл о ее существовании. — Ну что тут можно сказать? Едва ли я могу думать о том, чтобы сделать императрицей Аудофледу, пока не предъявлю требований на империю.
— Ну, это ты прекрасно сделаешь в свое время, Guth wiljis. А что потом? Неужели ты и впрямь намереваешься жениться на чужеземке, которую никогда не видел?
— Акх, ты знаешь, в этом нет ничего необычного, в королевских семьях сплошь и рядом договариваются о браках, исходя из политических интересов. Однако генерал Респа встречал Аудофледу. Он заверяет меня, что она довольно разумна, обладает достаточной грацией и очень красива, что редкость среди принцесс.
Я произнес, не в силах скрыть язвительности:
— Жаль, что франкские женщины, как это хорошо известно, имеют склонность стариться раньше остальных. Поскольку, как ты заметил, может пройти еще довольно много времени, прежде чем ты соберешься…
— Ох, vái! — воскликнул Теодорих с грубым смешком. — Да король Хлодвиг сам еще юноша двадцати трех лет, а Аудофледа не то на шесть, не то на семь лет его моложе. А потому, надеюсь, я буду еще долго наслаждаться вкусом этой сливы, прежде чем она превратится в сухофрукт.
Услышав это, я, ссутулившись, вышел из базилики, слегка в расстроенных чувствах. Веледа — женщина обычно уравновешенная и хладнокровная, да и, согласитесь, какой смысл сравнивать свои достоинства с достоинствами другой женщины, пусть даже у тебя в избытке имеются красота, обаяние и разум, если твоя соперница обладает непреодолимым, всепобеждающим, просто ужас каким несправедливым преимуществом — молодостью. А ведь я, Веледа, была — liufs Guth! — в два раза старше этой выскочки Аудофледы!
Не желая бессильно скрежетать зубами, я решительно напомнил себе, что еще не стар. Величественная христианская церковь, которая считает себя непогрешимой, когда обсуждает все вопросы, которые только могут задать ей смертные, совершенно точно определила, с какого именно возраста женщина считается старой. Мудрые Отцы Церкви установили рубеж в сорок лет, потому что именно в этом возрасте женщина становится пригодной для забвения в монастырском velatio