— Ага, и буду вылавливать эти булавки из всех кастрюль! Не городи чепухи!
— Стефан обещался позвонить, как доедет. Воспользуемся случаем и спросим у него.
Мы остались в доме вдвоем с Алицией. Стефан и Магда отправились утром, сразу за ними уехали Эльжбета с Олафом, которые двинулись на север посмотреть Гиллелее и покупаться в море. Мажена с ними не поехала, решила уделить побольше внимания своему Вернеру. Я всячески старалась не ляпнуть раньше времени чего-нибудь такого о тишине и спокойствии, наученная горьким опытом, ибо известно: не буди лихо…
Алиция по привычке глянула на фуксии, но все они, как ни странно, стояли прямо, посмотрела в сад, но там работы было выше крыши, тогда она недовольно заявила, что сидеть неудобно, не говоря уже об отсутствии кофе. За кофе надо было идти в дом.
Я осталась верна пиву и вынула себе из холодильника вторую бутылку. Эльжбета права, маленькие какие-то эти местные бутылки.
— Здесь еще одно шампанское, — сообщила я хозяйке. — А сколько там, в подвале, осталось?
Алиция уже угнездилась в кресле со своим кофе, приготовленным по ее оригинальному рецепту: в микроволновку ставится чашка с водой, потом в кипяток насыпается нечто буро-растворимое, и все готово.
— Понятия не имею. Штуки три, наверное.
— Это, выходит, мы восемь бутылок оприходовали? Если я правильно посчитала…
— По такому случаю можно было и все восемьдесят. Ты уверена, что вредина не вернется? А то еще датчане добьются экстрадиции и поместят до суда у меня…
— Оптимистка. Могут и после суда. Здесь же преступники днем в тюрьме сидят, а на ночь их домой отпускают, или наоборот, ночью сидят, а днем — дома.
— Ничего они не сидят, а лечатся в психбольнице. В ее случае психушка гарантирована, так что шансы с ней разминуться у меня есть. И вообще, не меня же наказывают. Я имею право и не согласиться, а здесь права человека уважают.
Я, как обычно, уселась напротив подруги.
— Судя по тому, что говорил пан Мульдгорд, власти вряд ли договорятся насчет экстрадиции, а она, будь уверена, выкрутится, есть смягчающие обстоятельства…
— Какие?
— Ну как же! Панголин позорил ее на всех углах, ни одной юбки не пропускал, деньги у нее отнимал, голодом морил, корку хлеба для нее жалел…
— Не для нее, а для лебедей, — задумчиво поправила Алиция. — А с деньгами это правда или ты прямо сейчас придумала?
— Сейчас придумала, — призналась я. — Сомнительно, чтобы она отдавала, это железная женщина, но сказать-то всегда молено, разве нет?
— Сказать можно. Только на кой ляд она его вообще при себе держала и Хане лапшу вешала, что без него ей не жизнь?