— Я знаю, — тихо ответила Джессика, и слёзы хлынули у неё из глаз. — И я так ужасно обошлась с ним вчера! Я всё разрушила, maman, он никогда больше не простит меня.
Слёзы закапали с ресниц при воспоминании выражения глаз Николаса, когда он покидал её спальню. Ей хотелось умереть. Она чувствовала себя так, как будто своими собственными руками вдребезги разбила рай.
— Не мучай себя. Если ты сможешь простить его гордость, моя дорогая, он простит тебе твою.
Джессика задохнулась от такого выпада, но была вынуждена согласиться в отношении себя с правотой этого утверждения. Она из гордости держала Николаса подальше и теперь платила по счетам.
Мадам Константинос положила ладонь на руку Джессики.
— Нико скоро покинет яхту, — мягко сказала она. — Почему бы тебе не пойти ему навстречу?
— Я… да, — сглотнула Джессика, вскакивая на ноги.
— Будь осторожна, — напутствовала её мадам Константинос. — Помни о моём внуке!
Не спуская глаз с приближающейся гребной шлюпки в узком проломе между скалой и берегом, Джессика начала спускаться вниз по дорожке, ведущей к воде. Она шла с бешено бьющимся сердцем, спрашивая себя, права ли мадам Константинос в том, что Николас действительно любит её. Когда она вспоминала прошлое, то ей казалось, что любит… или любил. Если только она всё не разрушила!
Пока Джессика шла по песчаному берегу к Николасу, он стоял, стараясь удержать от набегающих волн вытащенную на берег шлюпку. Он был одет только в пару обрезанных синих джинсов и, когда двигался, видно было, как плавно перекатываются мускулы у него под кожей. У Джессики от восхищения перехватило дыхание и, не дойдя до него нескольких шагов, она остановилась.
Николас выпрямился и посмотрел на неё. В его тёмных глазах невозможно было ничего прочитать, пока он стоял, глядя на неё, и она судорожно вздохнула. Он не сделает первый шаг, она знала это, первый шаг должна сделать она. Собрав всё своё мужество, Джессика тихо промолвила:
— Николас, я люблю тебя. Ты сможешь когда-нибудь простить меня?
Что-то промелькнуло в глубине его чёрных глаз и тут же исчезло.
— Конечно, — сказал он просто и направился к ней.
Когда он подошёл настолько близко, что она смогла почувствовать запах его вспотевшего тела, он остановился и спросил:
— С чего бы это?
— Твоя мать раскрыла мне глаза, — сказала она, с трудом сглатывая.
Её сердце билось так сильно, что она с трудом могла говорить. Николас не собирался облегчать ей задачу, она ясно это видела.
— Она заставила меня понять, что я позволила своей гордости разрушить мою жизнь. Я… я люблю тебя, и, даже если ты не любишь меня, я хочу провести с тобой остаток своей жизни. Я надеюсь, что ты любишь меня, maman тоже думает, что ты любишь меня, но даже если ты не… не сможешь полюбить меня, это не имеет значения.