Снова дребезжит звонок над дверью. С улицы входит Янка. Ему лет шестнадцать. У него веселое, открытое белорусское лицо — синие глаза словно заблудились в копне волос, светлых, как спелый овес. В этих глазах — часто смешинка, на губах — часто улыбка, беззлобная, подкупающая.
(Бросаясь к нему.) Янка!
Янка. Вечер добрый, дзядзечку…
Шапиро (волнуясь). Янка… А где Ионя?
Янка. Вы, дзядзечку, не хвилюйтеся… Ионька зараз прийде… Ось побачите сами, прийде!
Шапиро. А где вы с ним пропадали целый день?
Янка (с гордостью). Так у нас же ж забастовка, дзядзечку! Днем бросили работу, пойшли по другим фабрикам: товарыщей с работы снимать! Во дворе конфетной фабрики Кушнарева митинг собрался — у-у-у-у-у! Людей было богато! Речи говорили, и товарищ с Петербургу речь говорил… Кабы вы, дзядзечку, слыхали, что ён говорил, той товарищ с Петербургу, — фа! (Даже зажмурился от восторга.)
Куксес. И полиция не мешала?
Янка. А ну як же ж! И полиция и казаки — усе понабегли. И конных богато было! Як наехали яны на нас, як ощерились, бачим, над нами конячьи морды — ух! А мы с Ионькой того товарища с Петербургу через дыру в заборе вывели — и не заарештовала его полиция! Ось як! (Радостно смеется.)
Шапиро. Янка, а где же все-таки Ионя?
Янка. Ен того товарища с Петербургу сюда ведёть, до вас. Сховать его надо…
С улицы входит Ионя, юноша одних лет с Янкой. Темные глаза, такие же как у Блюмы, до краев налиты пережитыми за этот день болью и гневом. Козырек его фуражки наполовину оторван и так же, как и сама фуражка, расколот пополам, словно разрезан ножом.
Шапиро. Ионя… Ох, Ионя, как хорошо, что ты пришел!..
Ионя молча идет в угол, наливает себе воды, жадно пьет.
Янка (отнимая у него кружку). Не пей, Ионька, одним замахом — застудишься…
Шапиро (вдруг заметив). Ионя, а фуражка? Что это с твоей фуражкой?
Ионя (негромко). Казак…
Шапиро. Что — казак?
Ионя. Нагайкой…
Шапиро (схватив его за руку). Тебя били?
Ионя. Что — меня!.. Что — фуражку!.. Они людей конями топтали! Они женщин хлестали нагайками! (На миг приникает головой к плечу отца, — становится видно, что он, как и Янка, еще совсем мальчишка.)
Янка (хлопая его по плечу). Ну, Ионька, не бабься!..
Шапиро (гладя Ионю по волосам). Сын мой, сын… Тебя бьют — тебе больно. Других бьют — тебе еще больнее… Куксес, вы не знаете, откуда у меня взялся барин с такой нежной кожей?
Ионя (овладев собой). Но это им так не пройдет! Это я тебе говорю, папа, и вам, Куксес: это им так не пройдет! Завтра будет такая демонстрация, что даже они поймут: конец им, проклятым!
Куксес. Знаете что? Надо запереть входную дверь. Десятый час — больше ждать некого!