И тут, щелкая страницы интерактивной зооэнциклопедии, я понял. Мартышка-джентльмен в моем туалете – единственный на весь мир экземпляр вымершего вида приматов. Последнее оставшееся доказательство, что такой вид существовал. В трактате Скрэби не упоминалось, что его украли. Возможно, книга была написана до того, как чучело исчезло из дворца? И если автор не солгал, если вид действительно редкий и полностью вымер, может (у меня перехватило дыхание от одной мысли), и остальная часть этого необычного документа правда?
Слово «полигамный» не давало мне покоя.
Да: над этим определенно стоит подумать.
– Мы нашли мартышку-джентльмена мертвым на борту «Ковчега», – продолжал Скрэби, изложив, что знал о карьере Горация Капканна – сначала работорговца, затем собирателя зверей для Королевы. – Как и всех остальных животных. Тысячу с лишним. Большая часть разорвана на куски. Природа жестока, изволите ли видеть, молодой человек, – произнес он, окинув меня странным взглядом. – Но на обезьяне не было ни царапины. Его убил праксин. Похоже, праксин ему вкололи.
Я вздрогнул.
– А еще мы нашли голову Капканна, – добавил Скрэби, немного побледнев. На мгновение он замолчал, макая перо в чернила – медленно, с большой сосредоточенностью. – Не самое приятное зрелище, – закончил он.
– Когда это произошло? – спросил я. – Когда «Ковчег» Капканна приплыл в Лондон?
– В 1845-м, в год рождения Фиалки, – ответил Скрэби. – Судно дрейфовало по заливу; его нашли и отбуксировали в док.
– Фиалки?
– Моей младшей дочери. – Я вспомнил лицо женщины в окне. Значит, это Фиалка Скрэби. Сердце всколыхнулось, и безысходность порывом холодного ветра пронеслась по телу. – Еще та морока, – рассказывал Скрэби. – Пришлось доставить айсберг, чтобы с этим разобраться. «Ковчег» Капканна задал мне работы на пятнадцать лет.
Я сглотнул.
– 1845-й – год моего рождения, – сообщил ему я. – Насколько это известно.
Скрэби снова достал записную книжку и принялся яростно писать.
Я принял постулаты трактата Скрэби за чепуху, бред помешанного.
Но…
Надежда заклокотала внутри, а мозги заработали. Мне пришлось буквально вцепиться в пластикового гиббона, чтобы не упасть. Дети ушли, но их голоса доносились из нижнего зала, гудя в голове слабым эхом.
Я размышлял о том, что по прихоти судьбы… Когда я случайно встретил в баре Нормана Ядра? Или раньше, когда угроза тяжбы из-за Жизели катапультировала меня на север? Или все началось с детского желания работать с животными? Так или иначе, по прихоти судьбы мне в руки попало некое исключительное, недостающее звено.