По мне прокатилась холодная волна тошноты. Какой же я глупец – я и не подозревал. Впрочем, я и возгордился: Пастор Фелпс всегда учил меня хорошо думать о людях. Все эти мерки – ну конечно!
Только у людей есть права.
– Быстро! – сказала Фиалка, высморкалась и со скрипом поднялась. – Нам нужно бежать отсюда!
Выглянув из-за двери дамской комнаты, мы увидели прелюбопытную процессию господ и дам, круживших по бальной зале вслед за Чарлзом Дарвином и доктором Айвенго Скрэби.
– Найдите это существо, Фелпса! – вопил Скрэби. – Схватите его, быстро! И скрутите!
– АААА! – хором орут близнецы. Последняя бутылка «Перье» выскальзывает из руки Оскара Джека и разбивается. Кричит Эбби. Роз и Бланш распростерлись на императорской кровати – четыре ноги задраны вверх.
Это взаправду!
– Тужьтесь!
– Я вижу макушки! – вопит Эбби. – Толкайте!
– AAA! – орет Роз.
– ООО! – воет Бланш.
– ИИИИИИ! – визжат близняшки вместе. И раз, два – вот они.
– Господи! – выдыхает Оскар Джек. Хоть он и тронут до слез наблюдаемым историческим событием – не чем иным, как возрождением Homo Britannicus, – все же ему хватает холодного профессионализма, чтобы проверить: запись идет на камеру. И в будущем ему, само собой, достанется премия Британской киноакадемии[142] за этот материал.
Но что происходит? Почему Роз и Бланш все еще орут?
– АААА!
Вопль такой громкий, что заглушает даже здоровый крик двух оставленных без внимания младенцев, вертящихся на кровати.
– Тужьтесь! – голосит Эбби.
Три! Нет! Боже! Четыре!
Две пары близнецов!
– Эй! – шепчет, еле дыша, Роз, глядя на извивающихся тварей. – Целый помет!
– Мы сделали это! – стонет Бланш, задыхаясь и смеясь одновременно.
Четверо взрослых вместе пялятся на четырех младенцев.
– Смотрите! – выдыхает Эбби. – Не может быть!
Они смотрят. У крошек семейные ступни – больше смахивающие на ладошки. Глубоко и близко посаженные глаза. Густой пушок рыжих волос.
Но – внизу – о БОЖЕ!
– Вы видите то же, что и я? – Эбби сглатывает. Они всматриваются. Переглядываются. И пялятся снова. Да. Видят.
– Несомненно, атавизм, – бормочет Оскар Джек.
Фиалка ринулась за колонну, таща меня к Акробатке, которая возникла из дамской комнаты, дабы вернуться к своим актерским обязанностям. Пока моя матушка взбиралась по туше слона и, разместившись на его еще дымящемся черепе, жонглировала персиками, нам с легкостью удалось улучить момент, незаметно вернуться в дамскую комнату и украсть мартышку-джентльмена. Призрачная фигура в юбках, материализовавшаяся подле Фиалки («Моя покойная матушка», – торопливо объяснила та), посоветовала нам сохранять спокойствие: