Дитя Ковчега (Дженсен) - страница 89

Возраст: пятнадцать. Воскресный день, и из корыстных пагубных побуждений я только что сказал ни о чем не подозревающему отцу тройную неправду: что, несмотря на зимний мороз, я хочу пойти в школу поразмышлять, поспрягать латинские глаголы и почитать Библию. Далекий от подозрений, Пастор Фелпс отвечает на мою искусную ложь удивлением и радостью. Он треплет рукой мою жесткую копну волос:

– Я восхищаюсь твоим усердием, Тобиас, – говорит он, потроша сардины на пирог. – Это делает честь воспитанию, которое дала тебе матушка.

При упоминании о матери я прикусываю губу. «Мы не знаем, откуда ты взялся, Тобиас, – прошептала она мне на смертном одре, заживо пожираемая Тварью, мучаясь кашлем и прижимая к груди драгоценную тыкву. – Но пообещай мне никогда не ходить в Бродячий Цирк Ужаса и Восторга».

В точности это я сейчас и собирался сделать. Ибо зачем матери брать с ребенка такие клятвы, если Цирк не скрывает некую тайну? Понимая, что вскоре неминуемо нарушу матушкину предсмертную волю, я повесил голову. Но Пастор Фелпс не понял.

– И такой скромный, – с любовью произносит он, осеняя крестным знамением меня, а затем сардины. Я глотаю чувство вины, но позвоночник все равно покалывает в предвкушении запретного.

Ведь для ребенка естественно интересоваться своим происхождением, разве нет?

Только утром отец произнес ежегодную проповедь – перед набитой церковью – о зле тривиального, что совпало с приездом Цирка, ставшего второй после великого врага, науки, мишенью для личного праведного гнева Пастора Фелпса. Все семьи прихожан – Биттсы, Пух-Торфы, Ядры, Малви, Гавсы, Хэйтеры, Харкурты, Оводдсы и миссис Цехин – внимательно слушали, как мой отец, окутанный паром дыхания, что смешивался с солнцем, струящимся через витражи, проповедовал с жаром, во весь голос. Мы с Томми, менее внимательные, чем остальные, втиснулись на заднюю скамью; мы ходили в дальний конец Тандер-Спите собирать конские каштаны с сучковатого дерева, которое дало обильный урожай, и наши карманы едва не лопались.

В Джадлоу имеет место быть некое безбожное событие, вещал пастве отец. Событие, которое – в глазах Господа – свидетельствует о грустных результатах до сего дня благодетельного года труда. Событие, которого следует избегать не меньше, чем аспида.

Прихожане мудро кивали.

– Волшебство здесь, в природе и сердцах наших, – торжественно возвестил отец. – Нам не нужны созданные человеком развлечения; чудеса вокруг нас, их дал нам Бог, и мы благодарим Его за это.

Я все это уже слышал ранее: про то, что пение птиц – Господня музыка для нас, а омары созданы для нашего питания и развлечения – стоит посмотреть, как они меняют цвет в кипящей воде и машут нам клешнями. Про то, что Бог думал о человеке, когда творил животных, – например, отправил верблюдов в пустыню, где они могут жить почти без воды и, таким образом, быть полезными иссушенным бедуинам, а львов – в джунгли, подальше от нас. Зачем, доказывал отец, смотреть на картину, если можно полюбоваться крылом бабочки? И так далее: он никогда не упоминал сам Цирк, но умудрялся поносить его каждым словом.