Не тогда, когда в беде оказалась моя дочь.
Маркирер
Когда я добрался до лекарского домика, не откладывая исполнение собственного обещания, Леда спала. Мне бы смириться с этим да уйти, но проклятые принципы не позволили. Ну и вина, конечно.
Вот ведь чудеса: и прав я, что приказал наказать, и… не прав.
Присев тихонечко на стул – тот не скрипнул, хоть и казался едва ли не моим ровесником, огляделся. В этой комнате я был впервые. Обстановка более чем скромная, но уютная, очень похожая на свою юную хозяйку.
Взгляд скользнул на спящую девушку. Скорее ощутимая, чем видимая улыбка, рассыпавшиеся по подушке светлые, с золотом, пряди. Хрупкая и беззащитная. Сейчас она не могла мне лгать.
Ярость, редко когда отпускавшая меня, неожиданно присмирела, словно боясь спугнуть очарование покоя, которым дышало все вокруг.
Об этом стоило задуматься. Не сейчас.
Сейчас хотелось просто смотреть на нее и удивляться самому себе.
Мне доводилось видеть Кассире в Вольных землях. Скрываясь под опущенным капюшоном, я нередко посещал торжища в крупных человеческих городах. Бывала там и она. Так что теперь оставалось только поражаться собственной слепоте. В Леде довольно явно проявились черты матери.
Этот факт не отвечал на множество вопросов, которые интересовали меня. Скорее все усложнял.
Что собиралась делать со своей дочерью несостоявшаяся нимера, когда их сходство стало бы очевидно? Случайностью ли было нападение на семью, в которой она жила? Мог ли кто-то знать меня настолько хорошо, чтобы предугадать нашу встречу?
Но более тревожило меня другое. Если братом Леды являлся сын Виджара, было ли известно князю о существовании еще одного его ребенка? И он ли был ее отцом?
Я должен был найти ответы. Чтобы выжить самому и не погубить девушку.
Блажь?! Возможно. Но этого решения я менять не собирался.
Я почти пропустил тот момент, когда дрогнули ее ресницы, выдавая пробуждение. Но когда она дернулась, чтобы подскочить с постели, удержал резким жестом.
Поднялся сам, подошел ближе. В ее глазах застыл не ужас, как этого можно было ожидать, а обида.
Детская обида в прекрасных девичьих глазах!
Пришлось вспомнить, что ей только пятнадцать. Я мог позволить себе подождать несколько лунаров.
Эта мысль была безжалостной, как клинок в умелых руках. Она открывала мне то, во что я верить уже давно перестал.
Оказывается, я все еще хотел быть нежным.
Кончиками пальцев осторожно провел по ее губам. Никакого подтекста – вся ее боль собралась в них, не давая говорить. Лекарь не мог ее забрать, мне же это ничего не стоило. Еще одна песчинка в бескрайней пустыне моей муки.