— О, когда это было? Я уж и забыл все.
— Ну, давай, я буду говорить, а ты переводи! Нужно, чтоб он понял про эмболию.
Но следователь уже, нажав невидимую кнопку под столом, вызвал конвоира. Сильная мужская рука тяжело легла мне на плечо. Я встал, конвоир стал подталкивать к выходу.
— Самахни, инежем вахэд дакыка (извините, можно еще одну минуту)? — произнес я.
Следователь удивленно посмотрел на меня, когда я заговорил по-арабски, и кивнул головой охраннику, мол, тормозни, пусть скажет.
— Послушайте, я шесть месяцев ждал этого разговора, а вы даже не захотели меня выслушать! — торопливо начал я на родном языке. — Но так же нельзя! Мы меньше десяти минут разговаривали!
— Все! Разговор окончен! — через переводчика с раздражением в голосе заявил следователь. — Все, что хотите добавить, пишите на русском, мы переведем, да поторопитесь, завтра ваше дело передаем в Дейру. Пишите, чтоб приобщить к вашему делу!
— Когда в Дейре будут рассматривать, сколько у меня времени?
— Думаю, месяц есть! Все, разговор окончен, — еще раз произнес господин Салах и кивнул конвоиру, чтоб выводил меня.
— И последнее, господин Салах, передайте мне, пожалуйста, копию протокола вскрытия!
— Я еще в июне копию протокола направил в ваше консульство! — удивленно произнес следователь. — Они должны были вам перевести и отдать! Все вопросы к ним.
Охранник ловко выставил меня в коридор, так что я даже не успел больше ничего спросить и попрощаться с Ахмедом. Завел руки за спину и надел стальные браслеты. Через сорок минут я уже был в своей камере.
Расстроенный, я лег на кровать. Сокамерники обступили и поинтересовались, как прошел допрос. В двух словах я поведал о так называемом допросе.
— Ну, нормально, статью поменяли, а казия (статья) идреб (побои) — хфив (легкая), — подытожил многоопытный Болтун. — Вполне и условно могут дать, раз первый раз попался, ну максимум год.
— Да о каком сроке речь! — не выдержал я. — Ее убил воздухом арабский врач, а сейчас время тянут, чтоб по горячим следам собственное расследование не начал вести. Сейчас уже поздно что-то доказать, а если еще год отсижу, то и вообще концов не сыщешь! Им просто надо меня здесь задержать! Это же очевидно! Уже любой повод ищут!
— Может, и так, — согласился уголовник. — Только как ты докажешь, что ты прав, а не они?
— Сидя здесь, вряд ли что докажу.
— То-то и оно, для начала неплохо бы освободиться, а могут еще здесь срок добавить. Был бы человек, а статья найдется! Поэтому скажи, что сознаюсь, мол, ударил. Дадут условно и отпустят.
— Нет! — категорично заявил я. — Я не буду себя оговаривать и сознаваться в том, чего не совершал!