Неделя, проведенная здесь в одиночке, показалась вечностью! Пять дней я не ел и не спал, зокра, правда, больше не звучала, но в барабаны пару раз еще долбили. Лишь к шестому дню я понял, что голодать бесполезно, так как никто не понимает, чего же я, собственно, хочу! Для того чтобы выдвигать требования, надо их для начала разъяснить! Можно тут так и умереть с голода, а никто этого и не заметит. Спишут на какую-нибудь африканскую болезнь и поминай как звали!
На шестой день я поел, после чего погрузился в сон и проспал почти сутки. При малоподвижном образе жизни теряется мало калорий, вода есть, а под сенью старинных стен всегда прохладно, несмотря на дикую жару снаружи. Особого вреда здоровью вынужденное голодание мне не нанесло, но самочувствие все равно было неважным.
Постоянно думал о Наташе, ее и своих близких. И чем больше становилось зарубок на стене, тем я чаще возвращался к суровой действительности и понимал, что это не страшный сон, а явь.
Дело в том, что ее нелепая смерть так потрясла меня, что я был на грани помешательства. Хотя не знаю, бывает ли смерть «лепой»?
Я находился в какой-то жуткой прострации! Казалось, что я вижу себя со стороны, что я одновременно и зритель в зрительном зале, и актер на сцене страшного театра, где играют эту трагедию.
Иногда мне чудилось, что Наташа жива и находится в больнице, меня держат здесь в качестве заложника, а когда она поправится и турфирма оплатит лечение, то меня освободят.
Приходили мысли, что кто-то влиятельный все это подстроил, что ей что-то подсыпали, усыпили и увезли, чтоб продать в соседний Алжир или Ливию богатому бедуину или туарегу. А меня, чтоб не забил тревогу, «нейтрализовали», посадив сюда.
Мысли лезли всякие, вплоть до самых диких и абсурдных, причем атаковывали круглосуточно, а окружавший меня каменный «мешок» и вопли соседей, раздававшиеся со всех сторон с завидным постоянством, потихоньку подталкивали к помешательству.
Понял, что еще день-другой и мое место будет в «психушке». Я решил одержать вторую победу в войне за выживание в этой клоаке. Нужно было постараться не сойти с ума! А это посложней, чем победа над мерзкими крысами. Для этого надо отвлечься от мрачных дум и попытаться не замечать окружающей среды. А как это сделать в одиночной камере, где нет ни телевизора, ни газет, ни книг, ни собеседника? И я решил учить арабский язык!
Скучающие надзиратели с охотой помогли мне в этом. Начал с освоения счета. Мы сгибаем пальцы, когда произносим цифры, а в Тунисе, наоборот, разгибают. Их очень забавляло, когда я, считая, загибал пальцы. Они чуть ли не по полу от смеха катались, бедняги, может, кто из них даже и описался.