Тюремные врачи ловко «раскалывали» обманщиков, и те получали физическое «замечание», но желающих попытать счастье на этом поприще не уменьшалось. Некоторые выпивали какую-нибудь химическую «гадость», которой дезинфицировали пол. Но после такого эксперимента можно было остаться инвалидом или умереть в страшных мучениях. Ни тот ни другой варианты, как правило, не устраивали, но с десяток таких экстремалов я наблюдал. Двое умерли, остальным успели промыть желудки и мозги путем помещения в карцер.
Чаще всего что-нибудь глотали: гвозди, куски проволоки, иглы, лезвия бритвы. Бритву закатывали в кусок хлеба и после проглатывали. В тюрьме была своя небольшая рентгенустановка, по-видимому, число глотателей с каждым годом увеличивалось, что заставило администрацию приобрести аппарат, так как туберкулеза легких в Тунисе практически не бывает. Но после обнаружения инородного тела в желудке страдальца увозили в больницу. Там ему давали слабительное и оставляли под наблюдением. Как правило, все предметы выходили естественным путем и марбут возвращался в камеру.
Я знаю только два случая, когда пришлось оперировать. Один проглотил несколько звеньев довольно толстой цепи, другой связку ключей, предварительно стырив их у зэка-буфетчика. После этого случая отобрали все ключи у банщиков, буфетчиков, хлебопеков и других. Не знаю только, как же им удалось все это проглотить. Я понимаю, что ради глотка свободы люди шли на многое, но метровую цепь и неразъединенную связку ключей? Это круто! Я бы сам не поверил, но позже, когда выучил язык и подружился с доктором, он мне показывал рентгенснимки желудков этих уникумов.
Все методы по членовредительству обычно использовали люди недалекого ума и невысокого в преступном мире полета — обычные громилы, наркоманы, воры, насильники и прочая шваль.
Интеллектуалы — мошенники, разного рода аферисты и компьютерные хакеры обычно косили под психически больных.
Я видел одного парня, которому дали десять лет за подделку банковского обязательства, но он был признан помешанным и отпущен на свободу. Правда, косил он два года и несколько раз обследовался в психбольнице.
Для этого он надевал вещи задом наперед, сидел где-нибудь в углу камеры и, тихо напевая песенку, раскачивался в такт мелодии и пускал тягучие слюни. Ему вечно давали затрещины и поджопники, а он всем улыбался и никому не давал сдачи. Все передачи, которые ему приносила мать, у него отбирали, отдавая крохи, а он улыбался и говорил: «Спасибо!» Я несколько раз заступался за него, когда видел, что у него в очередной раз отобрали его еду. За это, в ночь перед выходом на свободу, он признался мне во всем.