Я вошел в камеру, в жарком воздухе по-прежнему витал табачный дым и запах потных, давно немытых тел. Принимать «душ» — исключительно привилегия тузов. Простым зэкам-марбут это благо возбранялось.
Люди грязными горстями роились по кроватям — курили, ругались, спали, ели, пускали газы и над всем этим царил Тамил. Он, как кукловод, сидел в центре и, дергая за невидимые нити, управлял людьми-марионетками. Царящий на первый взгляд хаос и неразбериха имели свою четкую структуру и иерархию. Это нельзя было назвать стройной системой подчинения в понятии европейца, имел место арабо-африканский менталитет и свои законы.
Тамил, как паук, ткал паутину, пытаясь опутать ею всех обитателей камеры. Он был коварен, хитер, жесток и далеко не трус, то есть обладал всеми качествами лидера. Его власть не распространялась лишь на фанатичных ваххабитов, которые были подвластны одному всевышнему и одиночкам, подобным Титти.
Убедившись, что я «увяз» в тюрьме надолго, решил и на меня набросить свою сеть. Но так как я был гражданином другого государства и пускай формально был под защитой своей страны, то применить обычные методы воздействия, которые применял к своим соотечественникам, побаивался.
— О, Руси! — увидев меня, воскликнул капран. — Иди к нам, есть разговор.
— Ну? — спросил я.
— Хочешь быстрее домой? Могу помочь.
— Как ты мне поможешь? — с недоверием я посмотрел на вожака.
— За деньги здесь можно многое, — заговорщицки подмигнул новый «друг». — Ты пишешь домой, твои родные высылают десять тысяч долларов на адрес, который я укажу, и на следующий день ты на свободе. У меня есть блат в полиции, так что сделаем все в лучшем виде.
— А что ж ты сам тогда в темнице сидишь, если у тебя там блат имеется? — недоверчиво я покосился на пахана.
— Ну, мне и так десять лет скосили, я ж двадцатку получил.
Разговор велся на ломанной польско-русской тарабарщине с обильной жестикуляцией руками, подкрепляемой рисунками карандашом на бумаге. Но основное я понял — меня хотят облапошить. Ну что ж, денег у меня и моих родных все равно нет, а воспользоваться покровительством местного «авторитета» не мешало бы, а там, бог даст, разберутся и отпустят.
— Ну, если ты и вправду можешь помочь, то, конечно, давай! — согласился я. — Только у меня нет конверта и бумаги.
Капран повеселел, мои слова ему пришлись по душе:
— Все, что надо, есть, ты только пиши, чтоб сразу выслали, не затягивали.
— Конечно, напишу, только пока найдут деньги, да сколько еще письмо и перевод будет идти — неизвестно.
— О'кей, — сказал Тони и протянул мне конверт с марками, бумагу и ручку. — Будем ждать, пиши.