Записки из арабской тюрьмы (Правдин) - страница 67

Видимо, обрадовавшись совершенной сделке, Тамил устроил праздничный ужин. Меня угостили жареной бараниной, картофелем фри, салатом из помидоров и кока-колой, купленной в тюремном магазине. После пригласили на десерт.

Мускулистый, с ног до головы покрытый татуировками и шрамами от многочисленных порезов, уголовник Хасан принялся готовить напиток — смесь-балдейку. Для этого он налил в пластиковую полуторалитровую бутыль из-под минералки водопроводную воду. Кстати, в Тунисе хорошая вода, и если в нее не добавлять хлорку, то по вкусу не отличишь от той, которая продается в магазине под маркой минеральной. А может, так и поступают, кто его знает. Так вот, заполнил водой бутыль, насыпал жменю сухой хлорки, а дальше стал крошить в нее различные таблетки, имевшиеся у него в наличии. Там были и сердечные, и обезболивающие, одним словом, все, что нашлось в камере. Закрыл пробкой и принялся с силой трясти, корча при этом ужасные рожи и подмигивая, играя татуированными веками. Зрелище, конечно, еще то!

Пока готовился этот коктейль «Аля Торчок», капран предложил сыграть в шашки на интерес. Надо сказать, что в тюрьмах Туниса играют в шашки (дама), нарды (шишбиш), шахматы (шатрандж). В карты играть боятся, так как начальство запрещает, хотя на воле в кофейнях довольно часто можно встретить играющих в карты местных мужиков. Я пытался изготовить самопальные карты и научить их играть в «тысячу», но желающих не нашлось, поэтому отказался от этой затей.

Проиграв пару партий, так как давно не держал шашек в руках, да и обстановка не очень располагала к игре, очень развеселил народ в камере. Все с интересом следили за игрой, и мой проигрыш обрадовал арабское население темницы. Ну, а если учесть, что я был единственным неарабом, то понятно, за кого все болели.

К этому времени гремучий коктейль созрел, и я удостоился чести отведать его с новоявленными «братанами». Хасан первым сделал глоток, выпучил глаза, отрыгнул хлоркой и произнес: «Беги! (Хорошо!)» Затем передал бутыль мне.

Я не стал отказываться, боясь нарушить законы гостеприимства, и сделал малюсенький глоточек. О, боже! Ничего отвратней и мерзопакостней я никогда в своей жизни до этого не пробовал. Голимая хлорка, вперемешку с горьковато-сладковатым вкусом таблеток, острой бритвой прошлась по моей ротоглотке! Хорошо этот придурок добавил несколько кусочков сахара, видно, чтоб не так противно было усугублять, а иначе выплеснул бы содержимое своего желудка ему в татуировано-изрезанную харю.

— О, беги! — вторил ему я. — Но больше не хочу!