"No," he said. "It's good for me (мне это полезно)."
So now it was all over, he thought (значит, теперь все кончено, — думал он; to think). So now he would never have a chance to finish it (значит, теперь у него /уже/ никогда не будет возможности завершить это = что-либо). So this was the way it ended in a bickering over a drink (значит, вот как все это заканчивается — пререканиями из-за виски). Since the gangrene started in his right leg he had no pain (с тех пор как на правой ноге у него началась гангрена, боль прекратилась) and with the pain the horror had gone (а вместе с болью исчез и страх) and all he felt now was a great tiredness (и все, что он ощущал теперь, /это/ огромную усталость) and anger that this was the end of it (и злобу, /оттого/ что это был конец). For this, that now was coming, he had very little curiosity (то, что близилось, не вызывало у него любопытства: «к тому, что теперь близилось, он имел = испытывал очень мало любопытства/интереса»). For years it had obsessed him (/долгие/ годы это преследовало его; to obsess — завладевать умом; преследовать, мучить /об идее, страхе/); but now it meant nothing in itself (но сейчас это само по себе ничего не значило; to mean). It was strange how easy being tired enough made it (cтранно, что усталость так все облегчает: «каким легким это делало /всего лишь то, что он/ был достаточно /сильно/ утомлен»; tired — усталый; утомленный).
suppose [sq'pqVz], alcohol ['xlkqhOl], thought [TLt]
"What about a drink?"
"It's supposed to be bad for you. It said in Black's to avoid all alcohol. You shouldn't drink."
"Molo!" he shouted.
'Yes Bwana."
"Bring whiskey-soda."
"Yes Bwana."
"You shouldn't," she said. "That's what I mean by giving up. It says it's bad for you. I know it's bad for you."
"No," he said. "It's good for me."
So now it was all over, he thought. So now he would never have a chance to finish it. So this was the way it ended in a bickering over a drink. Since the gangrene started in his right leg he had no pain and with the pain the horror had gone and all he felt now was a great tiredness and anger that this was the end of it. For this, that now was coming, he had very little curiosity. For years it had obsessed him; but now it meant nothing in itself. It was strange how easy being tired enough made it.
Now he would never write the things that he had saved to write (теперь он /уже/ никогда не напишет /тех/ вещей, что он приберегал: «сберегал, чтобы /позже/ написать») until he knew enough to write them well (до тех пор, пока он не будет знать достаточно, чтобы написать их хорошо = пока не будет уверен, что напишет их хорошо). Well, he would not have to fail at trying to write them either (что ж, зато ему не придется потерпеть неудачу, пытаясь их написать;