– Трофим, тебе надо боксом заняться. Ты же мировой полутяж будешь. Экстра-класс! Тебе только техникой овладеть. Лева точно говорит! Поверь ему!
– Нет, Лева, боксер из меня не выйдет.
– Почему? Трусишь?
– Нет. В деревне против пятерых выходил.
– В чем же дело? Лева тебе так поставит технику, на Олимпийские игры будешь ездить!
– Нет. Не могу я бить человека. Душа не позволяет. Раз я сильнее, нехорошо бить слабого.
– Чудак, там будут равные противники: и по весу, и по мастерству, - уверяет Натанзон.
Трофим крутит головой - не верит!
– Такого не может быть, я любого уложу.
– Вот и хорошо, чемпионом станешь.
– Чего ж хорошего, ежели я человека искалечу?
– Да не искалечишь, не бойся. Там такие соперники будут, что сам не устоишь.
Ракитин окончательно развеселился, смеется:
– Ну это ты врешь!
Лева просто выходит из себя:
– Ну и непонятливый же ты! Как раз это и нужно. Будешь всех побеждать. Чего ты упорствуешь?
– Все я, Лева, понимаю, - вдруг серьезно заканчивает разговор Трофим. - Нельзя мне боксом заниматься, потому что в сердцах лошадь убил. Норовистая была. Хотел ей помочь - телега застряла в колдобине. Ухватился за оглоблю, а конь меня копытом по плечу - хрясь! Ну я не сдержал себя. Очень больно было. Долбанул со злости по уху коню-то, а он упал и подох. Видишь, что получилось. А ты хочешь, чтоб я с людьми бился. Нельзя мне. Нехорошо…
Лева не теряет надежды переубедить Ракитина. Нам говорит:
– Это клад. Самородок! Он нашу страну на весь мир прославить может, уж Лева знает!
Заводил разговор с Трофимом и физрук полка. Его тоже Натанзон настропалил. Ракитин и офицеру отказал: «Людей бить не стану!»
* * *
Старший лейтенант Шешеня отозвал меня и Кузнецова в сторонку:
– Подполковник Прохоренко достал для девушки комнату. Дом три, квартира шесть. Там, где лейтенант Жигалов живет, соседний подъезд, первый этаж. В каком состоянии твоя девушка? Перевезти ее можно?
– Она сама прогуливается понемногу, - сказал Степан.
Глаза его радостно блестели: он понимал, что в гарнизоне было трудно с жильем. Шешене, конечно, стоило немалых усилий выхлопотать комнату для девушки, которая даже не жена солдата.
– Вечерком, когда будет прохладно, переведи ее на новое место, - продолжал Шешеня. - Я с председателем женсовета говорил. Жены офицеров помогут. Они в этих бабьих делах лучше нас разбираются. Кровать в комнате есть, стол, стулья тоже. Постель возьми у старшины Мая. Я с ним уже говорил.
Кузнецов выразительно глянул на меня, это означало: постелью займись ты, мне сейчас надо заняться более важным делом.
Старшина Май был просто неузнаваем. Куда девалась его прижимистость! Завел меня в каптерку, сам выбрал новые, еще не стиранные простыни, новое одеяло, матрац попухлее. Потом раскрыл ящик в углу, извлек одну из скатертей и кусок ковровой дорожки. Эти ценности он вводил в действие только в дни инспекторской проверки да при наездах большого начальства.