– Здравствуй, сынок, - тихо сказала мать, губы ее затрепетали, и она, заключив Степана в мягкие объятия, тут же разрыдалась.
Степан стоял не шевелясь. Представляю, что было у него на душе, - ведь с пяти лет он не видел материнской ласки! Еще был совсем несмышленый, когда мать умерла на лугу.»
– Мама, не надо, - просила Люба, - ну что вы так плачете!
– Я на радостях, дочка! - сказала мать, все еще не выпуская Степана из своих объятий. - Ну все, больше не буду! - вздохнув, молвила она, еще раз поглядела на Степана и совсем уже легко добавила: - Не стану больше плакать. Теперь сама вижу: добрые люди около тебя. Ну-ка, давай мне внучку-то!…
Надежда Алексеевна пробыла у нас несколько дней и собралась в обратный путь. Она увозила и Любу с ребенком.
На том же перроне стояли мы в ожидании поезда, только теперь с нами была еще Нина Христофоровна. Глядя на Любу, Никитина смахнула слезу: наверное, подумала о том, как сложится судьба ее Поленьки. Вадим Соболевский нравился Никитиной, но был он слишком красивый и немного легкомысленный парень.
Нина Христофоровна принесла несколько пакетов и свертков с едой.
– Это наши женщины просили передать на дорогу, ну и от меня кое-что.
– Куда нам столько! - пыталась отказаться Люба. - В дороге все есть, купим.
– Бери, Люба, ты кормящая, тебе все свежее нужно, а в дороге мало ли что подсунут, - настаивала Нина Христофоровна. - Не забывай нас, пиши.
– Что вы, разве я забуду? Я хоть в армии не служила, родней ее у меня теперь никого нет. И полк мне стал как дом, и все женщины как родные. - Люба при этих словах несколько раз глянула на Кузнецова.
Надежда Алексеевна, понимая свою дочь, пришла ей на помощь:
– Приезжай, Степа, после службы к нам, примем тебя, как сына. У нас и работа, и жилье найдется.
Степан потупился, виновато ответил:
– Я в деревню не могу. Я кадровый рабочий. Даже с Виктором в училище не поступаю. Я на всю жизнь рабочий класс.
– Вот и хорошо, - примирительно сказала мать Любы. - И на здоровье, будь рабочим. Но после службы ненадолго отдохнуть надо?
– Конечно.
– Вот и приезжай. Мы ждать будем.
– Приеду, - сказал Степан, глядя на Любу.
Примчался поезд - горячий, пыльный, сверкающий яркой краской. Я подумал: «Вот бы посмотрели кочевники на этот зеркальный, полированный, устланный коврами чудо-поезд! Все в нем есть: и вода, и кухня, и ресторан, и радио, и электрический свет, и холодильники, и самовары. Летит он через огнедышащую пустыню, а в вагонах кондиционеры поддерживают мягкую прохладу».
Окна закрыты герметически, голосов не слышно.
Степан объяснялся с Любашей жестами: потыкал пальцем в ее сторону, потом себя в грудь - приеду, мол.