– Теперь посмотрим вашу. Топографию можно изучать - бугры, седловины, впадины. Поправьте!
Только я поправил, а он опять:
– Пойдемте к оружию.
Подошли.
– Вот мой автомат. Вот ваш.
Оружие у него какое-то особенное, чистое, не сухое и не влажное - глянцевитое. А мое плачет - масло на нем не держится, стекает каплями. Пушинки-волоски, ниточки словно сговорились прилипать только к моему автомату.
Иногда Волынец подводит меня к зеркалу. Стоим рядом. Он аккуратный, затянутый, а я весь в складках, будто из вещмешка вынули.
– Вы же знаете, товарищ сержант, я каждый день утюжу обмундирование.
– И напрасно. Я глажу только по субботам. Все дело в заправке. Подтяните ремешок. Уберите живот. Одерните гимнастерочку. Расправьте грудь. Поднимите подбородочек.
Я выполняю. На минуту мое изображение в зеркале становится стройным. Но оказывается, я не дышу. А когда начинаю дышать, изображение опять мнется, грудь опадает.
– Ничего, выправка - дело наживное. Гимнастика, строевая, марш-бросочки поставят фигуру. Слышали, певцам голос ставят! Вот и вам фигуру поставим. Обрастете мышцами - невеста не узнает! Есть у вас невеста?
Почти то же сержант проделывает с Кузнецовым и Соболевским. Удивительно, как ему не надоедает!…
У Кузнецова получается лучше, чем у нас. Волынец начинает его даже похваливать.
Вадим Соболевский все делает равнодушно и молча. Сам он здесь, а мысли витают где-то далеко, живет как лунатик. У сержанта появляются бугорки на скулах и щурится правый глаз, когда он разговаривает с Вадимом. Опасный признак!
Мне всегда кажется, Вадим что-то недоговаривает, знает какую-то тайну, а выдавать не хочет - все равно, мол, не поймете. Ходит не торопясь. Движения экономны и пластичны. Мне нравится, как он закуривает. Достанет пачку, встряхнет ее слегка, и одна сигарета - просто удивительно, как это у него получается! - выскакивает ко рту. Он ее мягко берет в губы, а еще точнее: она сама ложится на нижнюю губу, верхняя чуть-чуть, едва-едва придерживает кончик сигареты. Курит он не спеша, без удовольствия, будто все приятное заключается лишь в самом закуривании. Говорит тоже не спеша. Шутливо, но веско.
Однажды в школе я слушал, как с ним вел серьезный разговор комсорг:
«Почему ты не вступаешь в комсомол?»
«Там будут критиковать за модные штаны».
«Ты умный парень, зачем напускаешь на себя этот скепсис?»
«А почему скепсис плох? Карл Маркс, между прочим, сказал: «Мой девиз - подвергать все сомнению».
«В жизни главное - уметь не только рассуждать, но и трудиться. Об этом тоже говорил Маркс».
«И все же Архимед сделал свое открытие в ванной, а не на производстве».