Соседи засмеялись:
– Ну и выбрали!
– Чем плоха?
– Желтую надо брать.
– Нам старый узбек посоветовал.
– Ему лишь бы продать.
– Надо верить людям.
– Верить - верь, а послушаешь - проверь!
– Да это вовсе и не дыня, ребята. Хотели, наверное, покрышку для автомобильного колеса вырастить.
– Сейчас увидим, - не сдавался Степан.
Дыня под ножом развалилась на два продолговатых корытца. Внутри открылось белое мясо в ладонь толщиной, вдоль корки его оттеняла светло-зеленая каемочка.
Степан нарезал длинные, как сабли, ломти. Все купе ело и крякало:
– Вот это да!
– Мед!
– Пальцы слипаются.
Съели одну половину, а уже дышать нечем. Сидим, блаженно улыбаемся. Мимо проходил сержант; я с ехидцей сказал, показывая на дыню:
– А военная тайна ничего - служить можно!
Сержант как-то загадочно улыбнулся и ушел.
«Важничает, - подумал я, - начальство из себя строит! Ему, видите ли, известно все. А нам ничего. Теперь и мы все знаем».
А поезд между тем все мчался и мчался на юг. Становилось еще жарче. Начали редеть сады. Появились песчаные пролысины. Потом деревья исчезли. Открылось морщинистое море песков.
Целые сутки мчимся по знойной пустыне. Шутники приуныли. В вагоне - как в парной. Сидим в одних трусах, не успеваем отирать пот.
С нетерпением ждем, когда кончатся барханы и вновь начнется зеленое царство садов и райских фруктов. Но песчаное море не кончалось. Где-то за этой бескрайней пустыней лежал Каспий.
– Вот пляж отгрохали! - вяло шутил Кузнецов.
На одной из станций, где за окном не было видно ни единого деревца и стояли похожие на туркменские могильники земляные домики с плоскими крышами, сержант весело сказал:
– Приехали!
«Разыгрывает», - подумал я.
Но сержант не разыгрывал.
– Собирайтесь, собирайтесь! - строго заторопил он нас.
– Шутите? - примирительно спросил я.
– Нам шутить не положено.
– Но здесь же Каракумы.
– Точно.
– Так в них невозможно жить.
– Очень даже возможно!
Выпрыгнули из вагонов. Огляделись. С трех сторон до горизонта - барханы, с четвертой, вдоль железной дороги, - горы.
Каракумы - значит Черные пески. Но они совсем не черные, обычный серо-желтый песок. Такой же, как на берегу речки или на проселочной дороге в России. Почему же пустыню назвали черной? Таится в этом названии что-то загадочное и жуткое.
В полку
Военная служба казалась страшноватой и трудной даже где-нибудь в Средней России. А что же будет здесь, в этих мертвых песках? Вот так попали! Я ничего не вижу и не ощущаю, кроме солнца. Солнечный огонь кажется разлитым по всему небу. Трудно дышать. Раскаленный воздух тугой, он наваливается упругой массой и давит. Пот струится по лицу и шее.