Невеликая площадь разделена еще перегородкой, за которой, видимо, спальня, так как в этой части койки отсутствуют. Во главе стола на стуле с высокой резной спинкой сидит Петр, вокруг стола гомонит его свита. Рассматривая их, пытаюсь сопоставить личностей с характеристиками, выданными кормчим. По стеночке стоят еще несколько человек, часть – точно охрана, а остальные, похоже, из класса подай-принеси. Если тут ежедневно на десятке квадратных метров по дюжине человек, то Петру можно посочувствовать. Государь отрывается от разговора и, указывая на меня мундштуком трубки, говорит:
– Бояре, сей знающий кормщик Александр, о коем ввечеру речь вели, обещал нам прожекты дерзкие и знание сокровенное. Мыслю ему службу дать мастера кораблей особых и мастерских при них новоманерных, коль он слово даст о следующем годе первые результаты показать и за то слово животом ответить. Любо ли слово мое, бояре?
Понятное дело, перечить царю по мелочи никто не стал, так что всем было любо. Кроме меня. Что тут за год сделать успею? Лето скоро кончится, базы никакой, инструментов и материалов нет – все это делать надо. А с другой стороны, откажи царю, и тут же припомнят непочтительность и прочее.
– А ты, Александр, что скажешь?
– Любо, государь, но без помощников мне суда да мастерские не поднять. Много мастеров умелых надобно и рабочего люда много. Тогда и корабли большие выйдут. Иначе только лодьи малые успею сделать.
– Так тому и быть, люда черносошенного, холмогорского да архангельского отпишу. На казну тебе, уж не обессудь, своего человечка поставлю. Михайло, подь сюды.
Петр поманил от стены крупного солдата, считаемого мной ранее телохранителем. Тот шагнул один шаг, больше было просто некуда, и вытянулся перед государем.
– Вот тебе верный и проверенный сержант-преображенец Михайло Иваныч Щепотев. Мыслью он быстр и делами резок, за год Соломбальскую верфь в Архангельске наладил и корабль построил. Будет твоей опорой в делах казенных, а остальные опоры сам ищи да Михайле на них указывай, он все выправит, – продолжил Петр, после чего повернулся к сержанту: – Михайло, твой приказ будет помочь Александру во всем. Но к тому году хочу видеть корабли диковинные и в службе полезные! Грамоты жалованные на вас сегодня же отпишу. Ступайте.
Выйдя на палубу из прокуренной каюты, глубоко вздохнул. На душе стало легче оттого, что выбор сделан – и мой, и государя, да и всей страны. То, что сроки нереальные, – отдельный разговор. Следом за мной вышел хмурый сержант. Подойдя к борту, мы с ним облокотились на планширь, рассматривая друг друга.