А я 1 июля за Верхним Моисеем, в лесу, нашла 262-й медсантаб 175-й стрелковой дивизии генерала Кулешова Александра Демьяновича. Вписали в список: Корсакова Тамара Владимировна. Выдали винтовку и круговой патронташ. «Стрелять умеете?» «Так точно, на финской учили!» Капитан Лерман Таисия Самуиловна приняла меня настороженно. Наши войска отступают и к новичкам относятся недоверчиво. «Найдите комплект № 6, принесите пинцет». Под деревьями свалены ящики, мешки, узлы. Посмотрела, не знаю, где что лежит. Спросила у лейтенанта Исхаковой, она ехидно рассмеялась и ушла. «Товарищ капитан! Я не нашла!» «Очень плохо! Вы же фельдшер!» — громко сказала врач, больше обращаясь к незнакомым мне сестрам, которые окружили ее и с непонятным недружелюбием улыбались. Больше никто не сказал мне ни слова, просто не замечали, отвернулись. Я не выдержала испытания. Пить мне хотелось невыносимо. Да и не ела дня три. Настроение испортилось — вот так встреча! Иду к оврагу (вода, наверное, есть внизу), цепляюсь за кусты, углубилась в заросли. Стоят машины. На меня обратили внимание шоферы, а их шутки меня совсем смутили. Уйду! Совсем уйду! Но из-под машины вылезла старший лейтенант: «Будем знакомы, Ирина Михайловна Кононенко!» Протянула мне руку. «Что, плохо наши встретили? — посмотрела она на меня. — Держись шоферов, не подведут. Правда, ребята?» Видно, они наблюдали за нашим разговором.
Постепенно наладились отношения. Коллектив не любит новичков и старается избавиться от них. Но ничего, придется доказать работой, безотказной. И действительно, вся самая неприятная работа доставалась мне. Ирина Михайловна заставила умыться, напоила, накормила и велела отдохнуть в ее палатке под машиной. Как я ей благодарна! За все: за доброту, участие, за ее горячее сердце…
Проснулась — за рукав меня трясут: «Встать! Садись в эту машину!» Я карабкаюсь на груженую машину, винтовка и тощий рюкзачок цепляются за все и мешают. Машины взревели. На первых машинах выехал весь персонал. Трясусь на мешках по военным дорогам. Изредка налетит немец, сбросит бомбы, которые оставляют воронки, поднимая землю, застилая солнце. Около Валуек комбат приказал всем слезать с машин и идти пешком лесными дорогами. Этого приказа не зная, сижу на машине. Обогнув строй медработников, машина трясется дальше. Меня заметили. Капитан что-то кричит и машет руками. Стучу по кабине. Шофер выглянул и дал обратный ход. Тут-то мне и влетело… Костя крикнул: «Фельдшер! Возьми винтовку и вещмешок, — и добавил тихо, — растяпа, не могла спрятаться. Держи хлеб и банку консервов». «Спасибо! А прятаться не приучена!» С дороги свернули в лес, и начался долгий путь по сказочным лесам, лугам, полям. Ноги мои и так стерты. А мы все идем и идем, прошли Кулешово, Никитовку. Высокая трава, цветы, лесные фиалки, купавки. За сапоги цепляются ромашки, колокольчики, клевера цветы. Самарино, Горное… В лесу крупная спеет земляника. Кукует кукушка. Совсем стерла ноги. В зелени полей и лесов уже не бомбят и не отстреливают, только в деревнях дымят сожженные хаты. Войск нет. Тихо. Страх неизвестности заполняет душу. Где-то очень далеко гудит война. Идем ходко по пыльным дорогам, торопимся — как бы в окружение не попасть. Подходят ко мне два офицера: