Скальпель и автомат (Сверчкова) - страница 42

Вибрирующий звук покрывает ночь. Впереди ахнул разрыв: алое пламя осветило небо — за поворотом открылось огненное море. Взлетела баржа с горючим, вот раскатисто взрывается морская мина, разнося грохот по воде. Катерок вздрагивает, пыхтит и тащит баржу под берег. Постанывают раненые. По радужной воде плывут обломки, плоты, бочки, трупы. Мальчик в солдатской форме кричит: «Капитан! Картошка справа!» Темные силуэты заметались по палубе, в небе опять зажглись плошки и мечутся трассирующие пули. В мертвящем свете на дне баржи видны испуганные раненые. Капитан крикнул: «Шест готовь!» Все стихло. На волне я увидала круглую черную рогатую мину. Она светилась масляными боками и покачивалась, все ближе и ближе подплывала к барже. А мальчонка огромным шестом отводил мину по корме. И вот она уже сзади баржи, все дальше и дальше. Не могу отвести взгляд от мины. Крепко вцепилась в поручни трапа — душа во мне трясется от страха. На корме фигура капитана. Он целится в мину: выстрел, другой. Огромный столб воды выскочил из Волги. Грохот, волной толкает баржу, раскачивает так, что палуба кренится то вправо, то влево, а раненые на палубе держат друг друга. Мальчик успокаивает добрыми словами — везде поспевает. Все затихло. Но ненадолго. Опять грохот на воде то спереди, то сзади, опять плошки пялятся на нас из черного неба. Грохот и яркий свет. Вспыхнула Волга от берега до берега, огромные языки пламени надвигаются на нас. Вот уже лижут деревянные бока баржи. Черный удушливый дым и копоть заполняют все, забивают легкие, выворачивают кашлем. Горячий ветер не дает дышать. Светло, как днем. В глубине, на дне баржи, белые лица раненых, открытые в крике рты, с ужасом протянутые руки. Баржа дрожит, как живая, подпрыгивает, качается, а малюсенький катерок (слава ему!) все тянет и тянет баржу, маскируя под высоким берегом. Красные языки пламени потускнели, отошли от баржи, а вот и совсем отстали затухающие волны огня. Я, как мертвая, вцепилась в поручни, меня мотает то туда, то сюда. Вижу все, но до сознания не доходит. Как в чудовищном сне. Глаза слезятся от гари, удваивая предметы. Мальчик бегает по палубе, уговаривает раненых: «Товарищи, покурить хотите?» Кто-то ответил зло: «Покурили!» Кто-то засмеялся. Где-то далеко сзади рвутся мины, на огненных волнах высоко поднимая радужные столбы воды. Катерок то замолкает, то опять тарахтит, тянет драгоценную баржу. А в небе гудит и гудит ненавистный фашистский самолет, бросает бомбы и мины… Светает… Уже отчетливее берега. Ветерок принес чистый воздух — дышите! Утомленные раненые дремлют или спят. Всего-то 2 часа прошло, а кажется — вечность. Баржа подпрыгнула на волне и опустилась. Я села на палубе, все еще держась за поручни, размазывая слезы и копоть по лицу. Заплакала навзрыд, испугав всех. «Ну, что ты? Держалась молодцом и нате!» Это нагнулся чумазый мальчонка. «Кому закурить? Парад кончился!» Кто-то потрепал меня по плечу, коса растрепалась, вылезла из-под пилотки. Катерок подвел баржу к деревянному причалу где-то около Камышина. Видны силуэты подвод, слышны ржанье лошадей, разговор повозочных. Раненые, хоть и чумазые, с радостью хромают к повозкам. Живы! Все живы! И что же меня так страшно заносит?