сообщения машина, она зарегистрирует сообщение и примет меры, в крайнем случае, пытаясь
справиться с такой резко меняющейся ситуацией, она сломается.
Но у машины нет своей точки зрения, она принимает сообщение и действует. И наоборот, если
адресат — человек, то такое поведение воды в водохранилище, противное всем физическим
законам и опыту, приводит в состояние напряжения и нарушает всю систему ожиданий. Понятно, что код допускает возможность обоих сообщений и, следовательно, речь идет не о
неоднозначности его использования, в крайнем случае такое употребление кода можно назвать
если и необычным, то совершенно законным. Под вопросом оказывается в данном случае не код
как система семиологических ожиданий (как это описано в п. 2), но вся совокупность
представлений адресата как целостная система психологических, исторических и научных
ожиданий. И тогда получается, что само применение кода оказывается информативным, но не в
рамках семиотики, а в плане идеологий и самых общих чело-
76
веческих представлений. Это кризис не риторики, а идеологии. Вопрос касается информативности
сообщения, обусловленной не только знаковыми системами, но и внезнаковыми ожиданиями.
Мы рассмотрим эти вопросы в последующих главах. В 3-ей главе (посвященной эстетическому
сообщению) разбираются вопросы, поставленные в п. 1 и 2, 5 глава, посвященная вопросу о
соотношении риторики и идеологии, соответствует п. 3 и 4.
www.koob.ru
3. Эстетическое сообщение
I. Неоднозначное и авторефлексивное сообщение
I.1.
В крочеанской доктрине есть положение, чрезвычайно характерное для всей эстетики выражения, которая вместо исследования природы поэтического текста занимается красочным описанием впе-
чатлений от него. Это учение о космичности искусства. Согласно этому учению, в каждом
поэтическом образе оживает жизнь в ее целостности. Частица живет жизнью целого, а целое
свидетельствует о себе в частице: "всякое подлинное произведение искусства содержит в себе
целый мир, мир является в конкретной форме, и конкретная форма являет собой целый мир. В
каждом слове поэта, в каждом творении его воображения — все судьбы людские, все надежды, чаяния, скорби, радости, все величие и ничтожество человека; вся драма сущего со всеми ее
горестями и упованиями в непрестанном становлении"53.
Впрочем, следует отметить, что каким бы невнятным и недостаточным ни было это определение