* * *
Хмельницкий имел возможность отдохнуть, перебазировавшись на ночь вместе с конницей подальше от места противостояния. В наступление поляков большими силами ночью он не верил, однако остался в таборе. Именно сюда, к «начальнику шпионов» Свитке и гетману, являлись всю ночь разведчики. Главные удачи – подрыв трех небольших пороховых складов и уничтожение отряда наемников из Германии – Богдана порадовали… но не слишком. Судя по их рассказам, внести смуту и панику во вражеские ряды ночными обстрелами и распространением слухов не удалось. Поляки не выспались, как и сам гетман, толком не отдохнули, но боеспособности не потеряли. А следовательно, ни о какой гарантированной победе говорить не приходилось.
Прикорнув на пару часов перед рассветом, Хмель встал с первыми лучами солнца. Засевшие на высоком дереве с подзорной трубой наблюдатели доложили, что у врагов жизнь в лагере продолжается в прежнем режиме, без суеты. Поляки готовились, если судить со стороны, к завтраку, а не к битве. Наскоро перекусил всухомятку и сам гетман. Его терзало опасение, что, отправив ночную смену пехоты на отдых, он ее выключит из битвы, вернуться-то она сможет, дай Бог, через часа полтора в самом лучшем случае после начала сражения.
«И здесь их держать, голодных, выпивших запасенную воду, не выспавшихся… неразумно. Господи, снизойди, дай хоть намек, что же мне делать?!»
Однако ни Богу-отцу, ни милосердному Христу, ни даже добрейшей Святой Деве до разборок в среде поклоняющихся им, судя по всему, дела не было. Небеса привычно безмолвствовали.
Еще раз посетовал про себя, что расположение табора впритык к лесу не дает возможности свободно маневрировать на поле боя конницей. Именно из-за требований разместить его вне зоны уверенного попадания польских ядер он вынужденно жестко разбил кавалерию союзников на две части. Богдан отправился к своему левому флангу, где выстроились шестьдесят восемь тысяч всадников. Калмыки привели, как выяснилось при подсчете казаками, не сорок тысяч, а всего тридцать одну, из которых лишь тысяч семь были бронными.
«Потом надо будет ткнуть в эти подсчеты плоскими мордами сыновей Хо-Урлюка. Ишь чего удумали, завышать свое число для претензий на большую часть добычи. Хрен вам большой, а не доля на сорок тысяч! Но об этом поговорим после битвы, пока придется делать вид, что не замечаем мы этих азиатских хитростей. И напрасно я послушался горлодеров, Татарин теперь от меня как на другом краю света, не докричишься вовремя».
Коротко перемолвившись с тремя калмыцкими предводителями не столько по нужде, сколько по дипломатической необходимости, проследовал дальше. Кочевников подпирала пятнадцатитысячная легкая гетманская конница с молодым Богуном во главе. По наводке попаданца Богдан продвигал вверх Богуна и Сирка, уже убедившись, что люди они очень талантливые. А быстрое возвышение привязывало их к гетману. Да и совершенное отсутствие у них претензий на гетманскую булаву Хмельницкого очень устраивало. Властью ему делиться не хотелось, а запорожские атаманы скрыть стремление к получению булавы кошевого и не пытались.