Сысоев измерил расстояние от наших войск до села Очеретяное. Оставался шестьдесят один километр.
Еще три-четыре дня наступления, подумал он, засмеялся, дружески хлопнул Степцова по плечу и озорно крикнул:
— Танцуй!
— А что, снова мне мешок писем?
— Никаких писем.
— Ну и потеха: «Люблю до гроба», «Почему не отвечаешь?», «Неужели забыл нашу любовь?». И до чего же девчата падки на обходительность и лирику! Шоколадом не корми.
— My и пошляк же ты, Степцов! Нашел время разбивать девичьи сердца!
— Чего ты взъерепенился?
— Да вот не терплю пошлости, что прикажешь делать!
Блестящие черные глаза Степцова уставились в грудь
Сысоеву. Степцов слегка вращал глазами, и Сысоев ощутил странное состояние безволия.
— Блажишь! — рассердился Сысоев.
Степцов неприятно засмеялся и сказал:
— Я ведь не виноват, что девки за мной как очумелые ходят. — Голос у Степцова был удивительно мелодичен.
— «Квадрате И-31 », — громко прочел Сысоев расшифрованные цифры на второй телеграмме. — Ищи на карте.
Степцов провел пальцами по клеткам:
— Это в расположении противника, впереди частей Бутейко...
— «Упал сбитый ПО-2 номер 12 тчк».
— Черт! Это же сбили Хайрулина из нашей штабной эскадрильи! Ну и что там дальше?
— «Летчик Хайрулин убит зпт захоронен тчк».
— Гады. Такого парня... Бог, а не летчик!
— Отличный летчик! — отозвался Сысоев. — А как ему попадало от командира эскадрильи за то, что он любил «шутки шутить». Это его умение спасло и ему и мне жизнь, когда мессер загнал нас в лес... Дальше. «Капитан Курилко ранен зпт отравлен ОВ 2 тчк Тяжелом состоянии эвакуирован полевой госпиталь 1245».
— Что? Нашего «Жив Курилка» тоже сбили? ОВ? Ну, знаешь... Ты что-то напутал. Откуда ядовитые газы?
— Все точно, — раздраженно ответил Сысоев. Он был лишен сентиментальности штатских. На войне, как на войне. Обычно Сысоев со снисходительным презрением кадрового офицера относился к раненым, как к людям,
О В — отравляющие вещества.
которые в результате собственной неумелости допустили, чтобы их ранило: кроме случаев, когда воины вызывали огонь на себя или когда это было явно неизбежно. Но в данном случае он не осуждал Курилко, так как не понимал, почему Курилко очутился в самолете, где и как применялись ОВ.
Сысоев разозлился. Будь это на передовой, эта ярость дорого бы стоила противнику, а сейчас? Ну что он может сделать?
Ничего... И это раздражало. Сысоев еще и еще раз проверил сообщение по кодовой таблице. Речь шла именно о Курилко и об ОВ, отравляющем веществе, ядовитом газе.
— Значит, фашисты все-таки рискнули применить ОВ! — пробормотал Степцов. Он был совершенно обескуражен. — Это же сверхчерезвычайное происшествие. Почему ж только сейчас сообщают?!