Остуженной кипяченой воды осталось мало, и Аник поставила на огонь еще два котла.
Принесли князя и осторожно переложили на стол. Женщины освободили тело от остатков одежды. Аник было кинулась помогать, но Ута не позволила ей.
— Они справятся, — сказала девочка, — не утомляй прежде времени руки. Проверь еще раз, все ли готово.
— Но это же мой отец! — воскликнула Аник, чувствуя, что горло сжимает комок, а из глаз вот-вот польются слезы.
— Не думай об этом! — крикнула Ута, — думай о том, что это кто-то чужой, незнакомый, просто раненый… Аник, кроме нас с тобой никто не сможет этого сделать. Надо собраться, слышишь?
— Да, — кивнула Аник. Если она не сможет успокоиться, отец умрет. Она успокоилась.
— И учти, — продолжала Ута, — я могу устать, очень много рваных ран, и тогда заканчивать придется тебе. Сможешь?
— Смогу, — кивнула Аник.
Женщины омыли тело князя кипяченой водой, подготовив его к операции. Господи, он же старый! — подумала Аник с удивлением. Она никогда не думала о возрасте отца, но теперь, увидев его впалую грудь, поросшую седыми волосами, его худые ноги, она поняла, что отец ее старик.
— Надо бы вином, — пробормотала Ута сквозь зубы. Но вина не было, как не было и того загадочного продукта под названием «вино тройного гона», который упоминался в записках отца Константина. «Ва, а чем мы потом будем его кормить — он же не сможет теперь есть вяленое мясо», — мелькнула в голове Аник мысль, и пропала — как будто ее не было. Ута удалила всех из комнаты, оставив только Джоджо — чтобы удерживать князя, если тот будет дергаться под иглой. Последние два факела, сберегавшиеся отцом Константином именно для такого случая, укрепили в специальном приспособлении над столом, у двери поставили Гива, чтобы никто ненароком не вошел и не помешал. Ута и Аник опустились на колени по обеим сторонам стола. Аник не знала, о чем молится Ута. Сама она просила у Бога сил выдержать до конца. И чтобы не дрожали руки. И чтобы Ута справилась. И чтобы иглы не ломались. О здоровье для раненого, о том, чтобы он остался жив, отец Константин в таких случаях молиться не разрешал.
— Бог знает, что суждено этому человеку, — говорил он. — Не сбивай Господа с толку. О здоровье успеешь помолиться потом, когда все будет завершено.
— Готова? — спросила Ута.
— Да, — ответила Аник, чувствуя, как из головы вылетели все мысли, кроме относящихся непосредственно к операции.
— Начали!..
7.
Они справились, только под конец у Уты дрогнула рука, и две последних раны — маленьких, не опасных — зашивала Аник. Джоджо, во время операции не издавший ни звука, переложил князя, так и не пришедшего в сознание, на свободную кровать, стоявшую во второй комнате лекарни.