— Эти твари — они так ненавидят людей, что крушат и ломают все, что только пахнет человеком. Вроде бы зачем им цветы или заборы? А гляди, как постарались, все перепакостили…
Шла жатва, время уборки хлеба, и в поселке не было видно людей. Только в одном палисадничке девочка шаваб лет восьми пропалывала грядки. Увидев дочь князя, девочка встала с коленок и одернула запачканную землей юбку.
— Ты не подскажешь, где я могу найти дочь Волофа? — вежливо спросила Аник на языке шаваб.
Девочка смотрела на нее, вытаращив глаза, и явно не понимала, чего от нее хотят.
— Ты неправильно спрашиваешь, дочь князя, — проворчал Джоджо на горском. — У них так не говорят. Покажи нам дом Уты, лекарки, — обратился он к девочке на шаваб.
— Черной Уты? — переспросила девочка, — той, которая училась у старой Анны?
— Почему черной? — удивилась Аник, но добавила: — Да, да, ее.
— Я провожу вас, — сказала девочка и вышла из садика.
Ута жила на самом дальнем конце улицы, протянувшейся вдоль всего поселка. Дом ее родителей показался Аник беднее прочих — он был меньше и крыт соломой, а не черепицей, как другие дома шаваб.
— Вот, — указала девочка пальцем, — она здесь живет. Только вряд ли она дома, все в поле сейчас.
— Ничего, мы подождем. Спасибо тебе, девочка.
— Меня зовут Бертой, дочь князя. Ты лечила меня, когда мы жили в крепости, ты не помнишь?
Аник пожала плечами.
— Ты изменилась, Берта, подросла и похорошела, — сказала она, — вот я и не узнала тебя.
— А зачем ты ищешь Уту?
Аник начала сердиться.
— Это мое дело, — надменно сказала она. — Ты помогла мне найти ее дом, спасибо за это, а теперь иди и занимайся своими делами.
— Нет, я просто хотела сказать… А этот человек никому не расскажет?
Аник удивилась и еще больше разозлилась.
— Что за секреты? — спросила она. — Что за такое тайное хочешь ты сообщить мне, что сомневаешься в сдержанности моего спутника?
— Нет, просто я слышала — говорили женщины, и пастор тоже, новый пастор, что Ута — ведьма, иначе ей не удалось бы сделать то, что она сделала, и как она всех лечила, и что горцы ее называют госпожой, как ни одну взрослую женщину в поселке, и что ты — ты только не сердись пожалуйста! — тоже ведьма. Но я не верю, поэтому я тебе говорю все это. Ты добрая, а ведьмы добрыми не бывают, они продают свои души дьяволу и пляшут с чертями голые, а ты никогда не будешь плясать голая с чертями…
— Тьфу, ты! — сплюнул Джоджо в сердцах. — Воистину, нельзя водиться с этими дурными шаваб, такое сказать о дочери князя Варгиза, да поразит их всех сухота, этих балаболок!..
— Тише, Джоджо, — прервала его Аник, — мы обещали, что никому ничего не скажем. А Уте ты мне разрешаешь рассказать об этом, Берта? — спросила дочь князя у девочки.