Мать-настоятельница сразу же выразила свое недовольство тем, что дочь князя Варгиза привезла с собой в школу шаваб. Аник попыталась объяснить настоятельнице, что Ута — не служанка ей, но подруга, и что связывает их многое, слишком многое для юных девушек: они пережили осаду, и голод, и занимались общим делом. Мать Проклея не желала ничего слушать, и тогда Аник сказала твердо:
— Если уедет она, уеду и я.
И мать Проклея отступила. Временно.
6.
Месяц тянулся за месяцем.
Аник была разочарована жизнью в обители.
Монастырские стены отгораживали ее от мира. Столица горской страны была в нескольких часах езды, но побывать там Аник так и не пришлось за всю долгую осень, и еще более долгую зиму.
Монастырский садик осенью и зимой был плохим местом для прогулок, а за стены девочек не пускали.
Воспитанницы, с которыми, по мнению матери Проклеи, Аник должна бы подружиться, дружно невзлюбили новенькую и перемывали ее косточки: и невоспитанная, и неряшливая, и не умеет себя вести, ходит, как медведица, черную работу делает, будто служанка, и выставляется своими знаниями, и с шаваб своей носится, словно с какой драгоценностью. Иные говорили об этом хоть и у Аник за спиной, но так, чтобы она слышала.
Аник со своей стороны тоже не желала дружить с воспитанницами. Большинство девушек были глупы и ленивы, учиться не желали, и интересовали их только женихи да наряды, и еще новомодные веяния, занесенные в Айкастан из Межгорья: втайне от сестер и матери-настоятельницы девушки в своих спальнях красили губы и щеки, играли в карты, разучивали фигуры неприличных равнинных танцев.
Новые знания, конечно, стоили некоторых лишений, а Аник узнала кое-что новое: познакомилась с изящной литературой, старинной и современной, выучила несколько новых песен и поэм, углубила свои знания в целительстве, в истории и географии.
Но если бы не Ута, умевшая успокоить и развеселить Аник, и если бы не умные наставницы: сестра София, преподававшая целительство, и мать Варвара, обучавшая девочек истории и литературе, Аник, пожалуй, сбежала бы.
То, что по настоящему интересовало Аник, в обители не преподавали.
Однажды Аник спросила у матери-настоятельницы:
— Почему нас не учат языку жителей равнин?
— На что тебе их язык? — спросила мать Проклея, поднимая седые брови. — При церемонии представления ко двору будет толмач, а больше у тебя не будет возможности воспользоваться своими знаниями.
— Но, тетушка, — возразила Аник, — ты же сама меня хвалила недавно за то, что я знаю язык шаваб. А ведь мы с жителями равнин — один народ, как же не знать языка своего короля!