— Хильда вышла не просто за горца, а за князя, — возразила Ута. — И князь смог защитить ее своей княжеской властью. Такие вещи, как обвинение в колдовстве, так быстро не забываются, Аник. И потом, я вовсе не хочу замуж. Я хочу учиться, я хочу поехать в Дан. Не может такого быть, чтобы колдуньи меня не приняли.
Аник поморщилась.
— Или ты веришь в сказки, или ты в них не веришь. Ты говоришь, что не веришь. И ты говоришь, что не колдунья. Как это совместить?
— Ну, они же не настоящие колдуньи, их просто так называют, — пояснила Ута. — Отец Константин рассказывал, что их раньше называли смотрицами, потому что они видели то, что не видят другие. Я тоже вижу кое-что, что другим не дано увидеть.
— Но как? — закричала Аник. — Как ты можешь попасть в Дан? Через всю страну?
— Мне кажется, — сказала Ута и мечтательно засмеялась, — об этом можно будет подумать, когда придет время. Ты же пока не собираешься домой?
— Не раньше июня, — пробормотала Аник.
— Ну вот, а сейчас только март. У нас еще куча времени!
Но времени у девочек оказалось гораздо меньше, чем они думали.
8.
С весной монастырский садик оживился, под теплым солнцем пробились из земли фиалки и примулы, зацвели абрикосы.
Воспитанницы почти все свободное время проводили теперь в саду, отогреваясь после холодной зимы.
Вместе с весной, с теплым солнышком, на нос Аник явились веснушки.
Вот почему Ута оказалась в монастырском саду в неурочный час и попалась на глаза вредной и противной сестре Агате.
9.
— Что ты делаешь, мерзавка?! — резкий окрик заставил Уту вздрогнуть и уронить чашку. Чашка, конечно, разбилась.
Сестра Агата возвышалась над девушкой грозовой тучей.
Ута поднялась с колен, стряхивая с подола брызги.
— Что ты делала? — грозно спросила сестра Агата, взмахнув зажатыми в пухлом кулачке крупными черными четками, как будто готовилась к драке, и четки были ее оружием.
— Ничего, — сказала Ута, опустив глаза. — Ничего, о чем стоило бы говорить.
— Колдовство — вот что это! — прошипела сестра Агата. — В стенах святой обители ты, негодница, занималась колдовством!..
— Это не колдовство, — возразила Ута. Нет, конечно, она понимала, что лучше бы сейчас промолчать, лучше бы не спорить, но некий дух противоречия вселился в нее, она повторила: — Это не колдовство! — и посмотрела в глаза монахини. Глаза сестры Агаты были мутные, тусклого неопределенного цвета, то ли серые, то ли бледно-голубые. Такие глаза могли бы принадлежать престарелой рыбе, подумала Ута. Интересно, у них у всех такие гляделки? — почти год Ута провела в обители, и ни разу не смотрела в глаза ни одной из сестер, она и лиц-то их почти не видела под низко опущенными белыми капюшонами, и различала монахинь только по голосам.