— С молитвою, матушка, с молитвою, — запела своим дивным контральто сестра Агата, перебирая четки. — Ну, один раз не удержалась только, назвала девку мерзавкой, но ведь, матушка!.. Как иначе назвать ее, когда творит такое непотребное дело в стенах святой обители? Колдовство!..
— За сквернословие прочтешь пять «Богородице» и три «Отче наш», — сказала мать Проклея. — Иди, приведи девицу… Да постой, — мать Проклея только сейчас заметила четки из драгоценного гагата в руках сестры. — Где ты взяла это?
Сестра Агата смутилась.
— Дар мне от жены князя Варги за пение во славу Божью… — неохотно произнесла она.
— Дай сюда, — мать Проклея протянула руку. Сестра Агата повиновалась.
— Забыла, матушка, забыла устав, — укорила мать Проклея, — что сказано? «… Да не будет у меня имущества, кроме общего с сестрами…» И еще: «…Да не коснутся персты мои золота и каменьев самоцветных…»
— Это же просто гагат, это же не лалы! — чуть не плача, оправдывалась сестра Агата.
— Самоцветы это, матушка. А за нарушение устава носить тебе власяницу неделю, да к тому же во всю неделю читать вдвое молитв против положенного. Возьмешь у сестры Елены деревянные четки, чтоб со счета не сбиваться. Да смотри мне, молиться с благоговением и смирением!.. Иди же за девицею, да скажешь сестре Елене, чтоб ко мне зашла за этими четками, в сокровищницу их положить. Мир тебе.
— И тебе, матушка, — отозвалась сестра Агата, пряча руки в широкие рукава монашеского балахона и низко надвигая клобук.
11.
Оставшись в одиночестве, мать Проклея приблизилась к окну, чтобы получше рассмотреть четки. Искусный резчик на каждой бусинке изобразил какую-либо картину, иллюстрирующую Священное писание. Было здесь и возвращение блудного сына, и пир в Кане Галилейской, и воскрешение Лазаря, и много еще всего. А бусинки были совсем небольшие, в лесной орех от силы. Мать Проклея восхитилась тонкостью исполнения — у персонажей можно было даже различить лица. Местами — там, где пальцы особенно часто полировали бусины, резьба стерлась. «Вещь ценная, и не дело мусолить ее ежечасно, — подумала мать Проклея, — самое ей место в сокровищнице…»
Робкий стук в дверь оторвал ее от созерцания. Мать Проклея бросила четки на стол, заваленный бумагами — перед приходом сестры Агаты она занималась проверкой монастырских счетов, — села в кресло с высокой спинкой, каковое ей полагалось по сану, и сказала, заранее нахмурив брови: — Войди с миром.
— Мир тебе, матушка, — сказала Ута, входя боком в узкую дверь.
«Девчонка-то раздалась на монастырских хлебах, — с неудовольствием подумала мать Проклея, — ишь, бока-то какие наела, а была тоща, что палка…»