Ута действительно поправилась, платья, привезенные ею из дома, грозили разорваться по швам. Это было лишним поводом для неудовольствия настоятельницы — ее племянница как была бледненькой худышкой с костлявыми руками и тонкой шеей, так и осталась. Эта же шаваб — кровь с молоком, щеки пышут румянцем, косы золотистые в три ряда вокруг головы, глаза голубые, даже синие… Мать Проклея представила себе Аник в ее вечном черном платье на фоне этой яркой красотки, и даже приглушенно застонала. «Гнать, гнать ее, в три шеи гнать подальше», — раздраженно подумала она.
— Тебя беспокоит что-то, матушка? — участливо спросила девица.
— Скорблю о грехе твоем, — сказала мать Проклея. — Сестра Агата донесла мне о том, чем ты занималась в саду — даже вымолвить противно!
— Матушка, но я ничем таким грешным не занималась, — возразила Ута внешне смиренно, но с дерзостию во взоре. — Сестра Агата, не разобравшись, обвинила меня в колдовстве, а я…
— Слово это не произноси в стенах святой обители! — прервала ее мать Проклея, осеняя себя крестным знамением. Девица поспешно перекрестилась и продолжала:
— Прости мне, матушка, но я только хотела сказать, что всего лишь составляла лекарство для дочери князя, обыкновенное лекарство…
— Ложь! — воскликнула настоятельница. — Забыла ты, девица, — продолжала она, понизив голос, — что и мы, белицы, лекарскому делу обучены. Чтобы составить лекарство, вовсе не надобно идти в монастырский сад, не надобно на коленках ползать и наговоры шептать. Или, скажешь, наговоры ты не творила?
— Творила, — не стала спорить Ута. — Но так того требуется. Это лекарство, чтобы помогло, должно породниться с солнцем, а как того без наговора добьешься?
— Вот, — удовлетворенно кивнула мать Проклея. — Признаешь, что готовила наговорную воду для девицы Аник?
— Не воду, лекарство, только с наговором. Это чтобы веснушек не было. Сейчас ведь весна, а она у нас рыженькая…
У матери Проклеи даже дух захватило от наглости этой шаваб. Так говорить о дочери князя из дома Варгизов!.. Слов нет!..
Мать Проклея схватила со стола гагатовые четки сестры Агаты, чтобы успокоиться и взять себя в руки.
Ута меж тем продолжала:
— Солнечный свет же есть щедрый дар Божий, коим Творец поддерживает жизненную силу природы, но нечисть всяческая солнечного света не выносит. День потому есть время для труда творческого и иного. Отец же всякого зла лелеет чад своих в нощи, и потому ночь не есть время для творения, а только для сна, молитвы и благочестивого размышления….
— Что это ты? Сама придумала? — удивилась мать Проклея таким речам.