Наконец мастерица сдалась и повязала косынку на талию Аник наподобие пояса.
— Будет так, — сказала она, коверкая слова: мастерица не была ни горянкой, ни шаваб.
— Только голову не одевай, поняла? — продолжала мастерица. — Голову пусть так оставит, — обратилась портниха к матери Проклее, наблюдавшей за примеркой из своего высокого кресла. — Лучше косы чтоб не были, просто волос. Так, — мастерица подергала себя за пряди волос, выбивавшиеся из повязанного на голову цветастого платка. — Красивый волос, густой… Сочный.
— Ты хочешь сказать, что ей лучше распустить волосы? — догадалась мать Проклея. — Но у нас женщины расплетают косы только в знак глубокой скорби. Придумай что-то другое.
— Украшения, — сказала мастерица. — Пусть покажет украшения. Что наденет, как наденет…
Мать Проклея кивнула. Аник, не сняв платья — ведь примерка была еще не закончена — побежала в свою келью за ларцом с украшениями. В узком переходе ей встретилась княжна Тамара. По тому, как удивленно изогнулись брови высокомерной внучки князя Гориса, и как задрожали ее ноздри — завистливо и злобно, — Аник поняла, что в новом платье она выглядит хорошо, что платье это не просто ей к лицу, но преображает ее так, что даже и княжна Тамара, слывшая первой красавицей монастырской школы, испытала при виде Аник зависть.
Аник ворвалась в келью, которую делила с Утой. Подруга, которой строго-настрого приказано было не высовывать носа за порог кельи — даже поесть ей приносила сюда одна из белиц — коротала время, переписывая для Аник некоторые несложные рецепты (как сводить бородавки, например, или чем лечить насморк). Увидев дочь князя в новом платье, Ута ахнула.
— Вай, совсем красавица! Берегись, король Марк!
Аник почувствовала, что краснеет — стало жарко щекам и ушам.
— Зачем так говоришь? — сказала она смущенно. — Я же знаю, что я уродина. Это просто платье красивое.
— Это ты — красивая, — серьезно произнесла Ута. — И это не потому, что на тебе новое платье. Просто к тебе все привыкли — в черном и в черном, а ты изменилась, выросла, похорошела, а никто этого не замечал… Теперь же, в новом платье, ты обращаешь на себя внимание.
— Если б ты видела, как Тамара скривилась, когда меня встретила! Как будто на жабу наступила!
— Завидует, — убежденно сказала Ута. — Погоди, они еще все тебе завидовать будут.
Аник с ларцом в руках вернулась в кабинет настоятельницы. Мастерица долго перебирала цепочки, пояса и прочие побрякушки, прикладывая то то, то другое украшение к платью. Мать Проклея приняла деятельное участие в обсуждении и, наконец, наряд был завершен полностью. Вместо кружевной косынки на талию надели широкий серебряный пояс, ожерелья в тон поясу повесили на шею, а голову увенчали серебряным обручем с подвесками черненого серебра. Мастерица отступила на шаг, удовлетворенно кивнула и поднесла к лицу девушки бронзовое зеркало. Аник увидела чужое, взрослое лицо горянки. Она не показалась себе красивой, но обнаружила, что вовсе не уродина. Оказалось, что глаза у нее большие и томные, что на скулах лежит нежный румянец, нос длинноват, но зато изящной формы, и с горбинкой, как у отца и у тетушки. Даже веснушки были не так уж заметны. И зеленый цвет ей к лицу.