Рана короля не была тяжелой и не помешала бы ему принять участие в пире. Но, если имел место заговор, угрожавший жизни Марка, короля могли на пиру попытаться отравить, и князь Горис спешил разобраться — позор на голову хозяина, в доме которого с гостем что-то случилось, стоил бы ему и его потомкам места правителя, да и самого княжеского титула. Все это Аник поняла из разговора пожилой женщины с княжной Тамарой, подойдя чуть поближе к крыльцу — вовсе не затем, чтобы подслушать, совсем нет, просто, для того, чтобы войти в дом, надо же сначала подняться на крыльцо? Разве не так? И она не виновата, что женщина из дома верховного князя говорила так громко. Она, Аник, подслушивать не собиралась, но и торчать посреди двора тоже не хотела…
— Король ранен на охоте, — сказала она Уте, когда пожилая женщина проводила их в их комнату и оставила одних. — Не тяжело, но, может быть, пир придется отложить.
— О! — воскликнула Ута, широко открыв глаза. — Может быть, и вовсе отменят?
— Может быть. Князь Горис опасается заговора, и того, что короля попытаются отравить на этом пиру…
— Не приведи Господь! — перекрестилась Ута и спросила:
— А ты откуда знаешь?
— Да уж знаю, — сказала Аник.
4.
Спустя несколько минут девушек — и воспитанниц, и служанок, — собрали в большой комнате, где на время пребывания в доме верховного князя разместилась трапезная для гостий.
Мать Проклея подтвердила уже известный всем слух о ранении короля, отмела все утверждения о заговоре — горец может убить врага в честном бою, но не станет стрелять в спину, — и сообщила, что торжественный прием будет иметь место завтра с утра, после чего состоится пир, а пока девушки могут погулять в саду в ожидании, когда их накормят. В другие помещения дома, помимо отведенного им крыла, мать Проклея настоятельно просила не ходить. Эта просьба, конечно, не касалась внучки князя Гориса, княжны Тамары, а также тех из ее подруг, кого княжна сочтет нужным пригласить к себе. Княжна Тамара тут же воспользовалась позволением, и позвала ближайших своих товарок полюбоваться обновками, приготовленными для нее матерью и тетками. Аник, конечно же, в число избранных не попала. Она хотела вернуться в свою комнату, но мать Проклея велела ей идти в сад:
— Тебе надо подышать свежим воздухом, чтобы выгнать из легких дорожную пыль. Не то ты завтра будешь бледна. Иди, дитя, погуляй!
Мать Проклея была расстроена и взволнована, иначе она, пожалуй, не выслушала бы так рассеянно просьбу Аник о том, чтобы ее подруге было позволено сопровождать ее в сад, и не кивнула бы, давая согласие. А, может быть, она решила, что раз уж девушки скоро расстанутся, большой беды в совместной прогулке не будет.