— Почему ко мне? — спросила Ефимия. Балк непонимающе посмотрел на нее.
— Почему ко мне? — повторила она. — Почему она послала тебя ко мне, а не к кому другому? Не к Анастасии, к примеру.
Балк пожал плечами.
— Она часто тебя вспоминала. Она говорила, ты мудрая. Мне кажется, она тебя очень любила.
Балк встал.
— Я пойду, пожалуй. А то я еще хватятся. Я никому не сказался, как ты понимаешь…
— Сядь! — велела Ефимия. — И слушай.
Балк повиновался.
— Я уже говорила, что это знание опасно, — размеренно начала Ефимия. Она решила вести себя так, как если бы все было правдой — и письмо подлинным, и юноша честным. — И ты очень рискуешь, ты ходишь, можно сказать, по краю пропасти. В королевском дворце, на виду у Мариам…
— Так ведь никто ничего не знает, — возразил Балк. — Мы с ней одни были, а письмо я сразу спрятал, едва чернила высохли…
— И про вашу… дружбу никто ничего не знает? — вкрадчиво спросила Ефимия.
— Ну, — он замялся. — Мы вообще-то старались прятаться.
— Милый ты мой, эти дела не утаишь! Да еще в королевском дворце. Я больше чем уверена, что на ваш счет сплетничала каждая служанка, да и каждая придворная дама тоже. И королева Мариам прекрасно обо всем осведомлена.
Балк покраснел еще гуще.
— Ну осведомлена, наверное… Ну и что? Мало ли…
— Мало, — твердо сказала Ефимия. — Сомневаюсь я, что у Катарины было много близких друзей. Кроме тебя и покойной королевы Елизаветы.
— Да и не было, — согласился Балк. — И королева в последнее время все хворала, потеряла речь и память, так что…
— Так что ты был самым близким, — продолжила Ефимия. — И Мариам это знает. А она — учти! — ничего не забывает. Злопамятная она и коварная. Так что схватят тебя, оглянуться не успеешь, как все выложишь. Есть у нее способы…
О способах Ефимия была наслышана. Говорили о том тишком, шепотком, но слухи о заплечных дел мастерах злокозненной бахристанки ползли стойкие и упорные.
— Не посмеет она, — возразил упрямый Балк. — Я королевичу Марку первый друг.
— А это, милый ты мой, не в плюс тебе, а в минус, — Ефимия потерла сморщенный от омерзения нос. — Королева старшего сына своего не любит, даже больше — ненавидит она его. И если ты окажешься запачканным — ты не только себя и меня, ты еще и королевича Марка погубишь. Ты этого хочешь?
— Ой, — сказал Балк. Такая мысль ему в голову прежде не приходила.
— Вот и ой.
— Что же делать-то? — удивительно, но Балк испуганным не выглядел. Озабоченным, да, но страхом от него и не пахло. — Я ведь и бежать не могу, чтобы на Марка подозрений не навлечь… Убьешь меня?
Ефимия подивилась: Балк говорил вполне серьезно, но без страха. Неужто и так бывает? Или это глупость юности? Или бравада предателя, знающего, что ему ничего не грозит?