— Вах, дочь князя, они пришли! — завопила крестьянка, на минутку выпростав голову, — вах, сколько их!.. — женщина снова закутала лицо и побежала дальше.
«Совсем одурела от страха, — подумала Аник, взбираясь по широким ступеням на крепостную стену, — как будто эта тряпка защитит ее от каптаров!»
Вначале из-за дыма и тумана Аник не могла ничего разглядеть. Вроде бы что-то шевелилось внизу, вроде бы какая-то темная масса ползла на крепость по склону горы, туман? И вдруг, как это иногда бывает, случайно увиденный кусок позволил ей разглядеть целое, Аник ахнула и попятилась, чуть не упав со стены во двор крепости.
Это были они, каптары. Прежде Аник видела только одного, и то мертвого, теперь же — теперь их были сотни, живых.
Они передвигались на задних ногах, но у них были руки, как у людей, и, как это делают люди, поднимаясь по очень крутому склону, они помогали себе руками
Их тела были покрыты шерстью, рыжеватой или серой, но не так густо, как тела животных, а так, как иногда бывает у очень волосатых мужчин. На лицах же шерсти почти не было, и Аник могла хорошо разглядеть мощные челюсти, оскаленные в безмолвной злобе клыки, острые и крепкие, плоские носы и маленькие красные глаза, налитые злобой. Аник почувствовала, что ей тоже хочется накрыть голову подолом и убежать — спрятаться, забиться в какую-то щель, главное, подальше от этих… тварей. Твари, да — самое точное для них наименование. Они пользовались двумя ногами, как люди, и у них были руки, и безволосые лица, но их, уж наверное, создал не Бог, и — кто бы их там не сотворил, — он хотел злобно насмеяться над родом человеческим. И не только над людьми. Эти создания были насмешкой и над животными. Даже самый свирепый зверь, волк или медведь, не внушает омерзения. Даже шакал может быть красив, когда он бегает наперегонки со своей подругой или резвится вместе со своими детенышами на лужайке. Но эти… Теперь Аник поняла старых воинов, старательно избегавших именовать каптаров людьми или животными.
Дружинник, стоявший в карауле с луком наготове и вглядывавшийся в ползущую по склону горы ораву, заметил Аник.
— Дочь князя, уйди отсюда, — тихо сказал он, — сейчас они нападут, и тебе здесь не место.
— Почему они молчат, Горди? — шепнула Аник. Это молчание, с которым каптары наступали, пугало ее больше всего. Было понятнее, если бы они выли или рычали, или издавали еще какие-то звуки. — Они думают, что мы их не заметили?
— Не знаю, что они там думают, — пробурчал сквозь зубы Горди, поднимая лук. — Трезвон сигнального колокола на рассвете мертвому на кладбище, был, наверное, слышен, не только каптару. Уйди, дочь князя, пока я не позвал твоего отца!