— Правильно! Правильно! — ворвался чей-то голос.
Пораженный волнением Брычкова, Владыков сделал знак не перебивать его. Брычков продолжал:
— Да, это правда, кто решится пойти сейчас в Рущук, тот, как говорится, пойдет прямо в пасть чудовища, я сказал бы даже — на смерть. Но в боях, которые нас ожидают, — дай бог, чтобы они были, — разве нас не ждет смерть? Разве в открытом бою пули тиранов менее опасны, чем ночью на берегу Дуная?
— Верно, смерть ждет нас повсюду. Брычков прав! — крикнул один из хэшей.
— Она ждет нас, как мать сына, — добавил другой.
— Как возлюбленная своего любимого, — подхватил Брычков. — По-моему, вопрос не в том, кто готов пожертвовать собой, а в том, кто лучше всех сможет выполнить поручение. Скажем, если он не знает Рущука, если у него нет там надежных друзей, которые помогли бы ему в случае надобности, если он не знает героической бабушки Тонки и если она его не знает, как же может он встретиться с Левским, не попав в лапы к туркам? К чему эти бессмысленные жертвы? По-моему, жребий тут не годится. Давайте-ка лучше как следует, по-товарищески, подумаем, кто из нас хорошо знает Рущук. Если среди нас есть такой, ему по праву принадлежит честь выполнить поручение. Итак, для пользы дела, товарищи, я предлагаю себя, как знающего…
И опять кругом зашумели.
— Нет, я пойду! — вскочив, закричал Македонский. — Брычкову нельзя. Брычков плохо знает Рущук, он был там только проездом. Его обнаружат, поймают и повесят… А Македонский жил в Рущуке шесть месяцев. Македонский знает в Рущуке каждую собаку; сто раз ел и пил с сыновьями бабушки Тонки; ночевал раз шесть у бабушки Тонки; знает, как войти к бабушке Тонке: и с переулка, и с дороги, с берега; и притом он старше на двенадцать лет и не дастся в руки, чтобы его повесили. Да что и говорить, ему нужно идти, а не Брычкову.
Македонский замолк. Лицо его пылало. Маленькие серые глаза беспокойно бегали и остро, почти злобно, смотрели то на Брычкова, в котором он, казалось, видел врага, то вызывающе на Владыкова. Снова раздались крики:
— Македонскому, Македонскому идти! Брычков пусть откажется.
Окинув всех торжествующим взглядом, Македонский многозначительно посмотрел на Владыкова, словно хотел сказать ему: «Видел, каков Македонский!»
— Я отказываюсь, — согласился Брычков.
— Братья, — заговорил Владыков, — на опасное и славное дело — пойти к Левскому — собравшиеся избрали Македонского. Значит, Македонский, ты должен завтра или не позже, чем послезавтра, выехать по железной дороге в Гюргево>{66}; Левский будет ждать в Рущуке только два дня, до двадцать четвертого. А теперь решим, кто будет собирать хэшей. Я предлагаю Хаджию.