— А как же. Но… мы сегодня днем тоже не увидимся? — разочарованно спросила Глория.
— Днем я не могу. Я должен помочь отцу отремонтировать будку Загора, она за зиму сгнила.
— А, понятно. Значит, мы последний раз видимся?
— Три недели пройдут быстро, ты сама так сказала.
Глория кивнула:
— Ладно. Тогда пока.
Пьетро встал:
— Пока.
— Ты меня не поцелуешь на прощание?
Пьетро быстро коснулся губами губ Глории.
Они были сухими.
146
Грациано быстро проехал через Искьяно и выехал на дорогу, ведущую к дому Флоры.
Во рту пересохло, а из-под мышек лило ручьем.
От переживаний и жары.
Он будет умолять о прощении на коленях. А если она не захочет его видеть, он будет сидеть у ее дома день и ночь, без еды и питья, до тех пор, пока она не простит его. Ему потребовалась Ямайка, чтобы понять, что Флора — женщина его жизни, и теперь он ни за что не отпустит ее.
Оставалось каких-нибудь двести метров, когда он увидел за кипарисами, во дворе дома, синие огни.
Что еще стряслось?
«Скорая».
«О боже, мать Флоры… Надеюсь, ничего страшного. Ну, в любом случае, здесь я. Флора не будет одна. Я ей помогу, а если старушке пора умирать, так на самом-то деле даже лучше, по крайней мере с Флоры свалится эта тяжесть, а старушка обретет покой».
А еще там была полиция.
Грациано оставил машину на обочине и вошел во двор.
Машина «скорой» стояла у входа с раскрытыми дверцами. Полицейская машина — метрах в десяти от нее, тоже с раскрытой дверцей. И еще синий «Фиат Регата». А Флориной «Y10» не было.
«Да что…»
Бруно Мьеле в полицейской форме вышел из дома, повернулся и придержал дверь.
Появились санитары с носилками.
На носилках лежало тело. Покрытое белой простыней.
«Умерла старуш…»
Но потом он заметил нечто.
Одну деталь, от которой кровь застыла в жилах.
Прядка. Рыжая прядка. Выглядывавшая рыжая прядка. Выглядывавшая из-под простыни рыжая прядка. Выглядывавшая из-под простыни и свисавшая с носилок, как страшная падучая звезда, рыжая прядка.
Грациано показалось, будто земля под его ногами высосала из него все силы. Под ним лежал магнит, лишивший его начисто жизненных сил, обративший его в ни к чему не способный мешок костей.
Он открыл рот.
Крепко сцепил пальцы.
Ему казалось, что он теряет сознание, но нет. Негнущиеся, как ходули, ноги шаг за шагом несли его к Бруно Мьеле. Машинально он спросил:
— Что тут случилось?
Бруно, по уши занятый координацией операции по погрузке тела, резко обернулся. Но, увидев возникшего перед ним, как виденье, Грациано, на мгновение пришел в замешательство, а потом воскликнул:
— Грациано! Ты что тут делаешь? Разве ты не в турне с Пако де Лусией?