Промчался через него пулей.
Ночью это место ему совсем не нравилось. Там было страшно.
Серра: шесть старых покосившихся домишек. Сарай, в котором несколько лет назад устроили стрелковый клуб. Местные крестьяне и пастухи собирались там, чтобы нагрузить свою печень и перекинуться в картишки. Имелся и магазин, но он всегда был пуст. И церковь, построенная в семидесятые годы. Железобетонный параллелепипед с бойницами вместо окон и стоящей рядом колокольней, похожей на элеватор. Мозаика на фасаде, изображавшая Вознесение, осыпалась, и ступени перед входом были усеяны золотистыми стеклышками. Дети стреляли ими из рогаток. Тусклый фонарь в центре площади, другой на дороге, два окна клуба. Вот и все освещение Серры.
«Не у-ле-тай, фа-зан-чик… ля-ля-ля…»
Серра была похожа на город-призрак из вестернов.
Узкие переулки, тени домов, угрожающе тянущиеся по улице, пес, надрывно лающий за калиткой, которая хлопает на ветру.
Пьетро пересек площадь и снова выехал на дорогу. Сменил передачу и еще быстрее стал крутить педали, стараясь дышать ритмично. Фара светила на пару метров вперед, а дальше были лишь темнота, шелест ветра в оливах, его собственное дыхание да шорох шин по мокрому асфальту.
До дома оставалось немного.
Он еще успел бы вернуться раньше отца и избежать головомойки. Он надеялся только не встретиться с ним по дороге домой. Когда отец сильно напивался, то оставался в клубе до закрытия и похрапывал на пластиковом стуле рядом с игровым автоматом, а потом заползал в кабину своего трактора и возвращался домой.
Вдалеке, в сотне метров, приближались зигзагами три слабых огонька. Пропадали и появлялись снова.
И слышались смешки.
Велосипедисты.
«Не у-бе…»
Кто это может быть в такое время?
«…гай ка…»
В такое время никто не ездит на велосипедах, кроме…
«… бан-чик…»
…них.
Прощай, рекорд.
Нет. Это не они…
Они медленно приближаются. Не спеша.
— Эге-ге-ге-е-е-е-е-е!
Это они.
Этот дурацкий смех, резкий, как скрежет ногтя по доске, и прерывистый, как крик осла, отвратительный, не к месту, неестественный…
Баччи…
У Пьетро перехватило дыхание.
Баччи…
Только придурок Баччи так смеялся, ведь для того, чтобы так смеяться, нужно быть таким придурком, как Баччи.
Это они. О боже, нет…
Пьерини.
Баччи.
Ронка.
Кто угодно, только не они!
Эта троица желала его смерти. И самое абсурдное заключалось в том, что Пьетро не знал почему.
«Почему они меня ненавидят? Я им ничего не сделал».
Если бы он знал, что такое реинкарнация, он бы решил, что эти трое — злые духи, наказывающие его за что-то, совершенное в прошлой жизни. Но Пьетро уже научился не ломать подолгу голову над тем, почему несчастья преследуют его с такой настойчивостью.