Тирриниэль с несвойственной себе нежностью вспомнил случайно вырвавшееся у Тира рассерженное "дед" и ласково погладил трепаную черную макушку. Мальчик… чудесный мальчик, оказавшийся в сотни раз мудрее меня самого… долгожданный, истинный наследник, ради которого я действительно теперь готов на все. Мое спасение, моя единственная надежда. МОЙ внук, который, наконец-то, решил хоть немного довериться.
– Тир, как ты себя чувствуешь?
– Ага, чувствую, – пробормотал юный гений, вдруг опасно покачнувшись и закатив глаза. – Но как-то слабо. Ты только не говори Милле, ладно?
Тирриниэль успел вовремя подхватить безвольно осевшее тело и, испытав кратковременный приступ дикого ужаса, с запоздалым облегчением вздохнул: ничего страшного. Просто обморок.
– Темная Бездна! – почти простонал он в пустоту, с благоговейным ужасом осознавая масштабы случившегося и торопливо осматривая измученного внука, чтобы убедиться, что тот ничуть не пострадал. – Какой дар!! Какой невероятный дар!! Едва ли наполовину резерв истратил! Немного поспать, и снова сможет творить… просто поразительная стойкость! Боги, боги, боги!! Ну, почему он – не мой сын?!!..
Линнувиэль пришел в себя на рассвете.
Некоторое время он просто лежал с закрытыми глазами, силясь сообразить, каким образом оказался в чистой постели, если сам ее не разбирал, и вообще – рухнул в беспамятстве где-то у противоположной стены. Как раз после того, как в окно ворвался кто-то злой и шипящий проклятия не хуже разъяренного демона Черных Земель, да еще и врезал по лбу так, что все остальные события помнятся лишь чередой каких-то смутно знакомых картин.
Он помнил высокий потолок, куда с пронзительным жужжанием взвилась потревоженная на подоконнике муха… медленно расползающуюся лужу на дощатом полу… порванную на груди рубаху, под которой чьи-то удивительно сильные пальцы ловко ощупывают рану. Затем – короткая вспышка боли и дикий жар во всем теле, от которого просто некуда убежать. Чьи-то голоса – сперва недовольные, а потом встревоженные. Бесконечное звездное небо над головой, в которой кто-то услужливо включил круглый светильник с неровными темными пятнами. Холод… сильный холод, не дающий двинуться с места. Последние слова Песни Прощания, эхом отдающиеся в вышине ночного неба. И другие слова – мерные, тягучие, как смола, которые опутывают готовую отлететь душу и упорно тянут обратно, на землю, в темноту постоялого двора, на котором кто-то безвольно распластал его безжизненное тело… а вокруг него творилось что-то странное. Какие-то непонятные тени, чутким стражами хранящие покой этого смутно знакомого места. Рядом – жутковато изломанные силуэты обоих гаррканцев, в темноте неприятно напоминающие двух припавших на передние лапы гигантских котов. Вокруг них – едва заметные ручейки утекающей в бесконечность силы, которая быстро втягивается в их мускулистые тела. А над всем этим – чей-то тихий голос, полный мольбы и властного зова. И запах… удивительно сильный, приятный, манящий, сводящий с ума, терпкий запах эльфийского меда, ради которого он почему-то решил вернуться.