Что теперь? А если он спит? Или, наоборот, очень занят? Вдруг рассердится? Разозлится от такой бесцеремонности?
Ей снова мучительно захотелось сбежать отсюда поскорее, пока никто не заметил этой дерзости. От вернувшегося страха эльфийка нерешительно замерла, прислушиваясь к царящей за окном суете и силясь успокоить грохочущее сердце, но вскоре любопытство победило: одолев столько препятствий, грех было идти на попятный. А потому она, сжав кулачки, все-таки набралась смелости и шагнула внутрь.
Небольшая уютная спальня ничем не отличалась от той, в которой поселили ее саму: такое же скромное пространство пять на восемь шагов, знакомое обилие гладко оструганного дерева, слегка разбавленного миленькими занавесками и скромной, но добротной мебелью. Большой кованый сундук возле открытой двери. Тяжелый, массивный, но абсолютно чистый стол, за которым можно и перекусить, и посидеть, и расстелить дорожную карту. Роскошный ворс густого ковра под ногами, в котором легко утопают любые звуки. Плотно задернутые шторы на единственном окне, приятный полумрак, слегка подсвеченный яркими солнечными лучами снаружи. Два стула с аккуратно сложенной одеждой, в которой Мирена сразу узнала любимую Таррэном рубаху и его поношенную куртку. Затем увидела брошенную небрежной горкой одежду Белика и, прикусив губу, неуверенно подняла глаза на широкое ложе, занявшее большую половину комнаты. А потом разглядела среди смятых простыней две головы и судорожно вздохнула.
Таррэн крепко спал, бесстыдно разметавшись по постели и щедро открыв любопытному взору эльфийки свое сильное тело. Казалось, его вылепил из белого мрамора гениальный скульптор, сумевший каким-то чудом создать поразительно гармоничную фигуру, вызывающую искреннее восхищение и оторопь. А чтобы разбавить это ошеломляющее впечатление, кое-где украсил ее белесыми полосками старых шрамов, свидетельствующих о нелегкой жизни в Проклятом Лесу. Один вызывающе белел на смуглой от загара коже на правом плече, а другой (самый старый и глубокий) – прямо под сердцем, невольно притягивая взгляды своей подозрительной четкостью и правильностью, что скорее было свойственно намеренно нанесенной ране, чем случайному порезу. Черные волосы повелителя свободно струились по широким плечам, красивое лицо было удивительно спокойным и мирным, на губах блуждала загадочная улыбка, а ее причина…
Мирена сильно вздрогнула, запоздало увидев обвивающие его шею тонкие руки, на одной из которых алел удивительно четкий, словно отпечатанный на коже рисунок, тянущийся от кончиков пальцев вплоть до самого плеча, тонкой шеи и исчезающий где-то под простыней. Полностью разглядеть его никак не получалось, потому что широкая белая рубашка (явно мужская и явно не по размеру!) надежно прикрывала гибкое туловище. Особенно спину! Но этот дивный узор не пропадал совсем и выныривал наружу гораздо ниже, за слегка потрепанным краем рубахи, уже на безупречно стройном бедре, по-хозяйски заброшенном на плоский живот эльфа. Затем постепенно спускался на колено, голень и изящную, будто выточенную все тем же скульптором, лодыжку, где обвивался гибкой змеей подобно законченному заклинанию и при ближайшем рассмотрении складывался во вполне читаемое имя.