Гойко недоуменно смотрит на мальчика, не понимает, зачем мы таскаем его с собой. Он знает, что это сын той женщины, живущей наверху, которая слегка не в себе.
Однажды вечером я ответила Гойко на его вопрос. Мы сидели на широких ступенях какой-то церкви, озаренных закатным солнцем. Диего побежал в турагентство — мы решили продлить отпуск еще на несколько дней. Клиент в Риме недоволен, Дуччо орал как ненормальный. Мы перестали ему звонить.
— Я бесплодна, Гойко. Мы не можем иметь детей.
Он не знал, что ответить. Обычно слова у него находятся, но сейчас он смотрит в сторону и мнет нос большим пальцем. Достает из кармана скомканный листок, читает свои стихи:
…И жизнь смеется над нами,
как беззубая старая шлюха,
когда мы вгоняем ее вслепую,
мечтая о цветущей, как лилия, жопе… —
Тупо, неподвижно смотрит куда-то:
— Мы — поколение неудачников, Джемма.
Он хлопает меня по спине, крепко обнимает. Я держу его руку, разглядываю ногти, слишком маленькие для таких толстых пальцев.
— Мы привязались к этому ребенку.
Словно плотину прорвало — я рыдаю у него на плече.
— Помоги мне… поговори с его матерью, найди адвоката из местных, найди кого-нибудь… Вдруг получится усыновить его… оформить опеку… мы можем заплатить его матери…
Возвращается Диего, ему удалось поменять билеты, на лице улыбка. Видит мое зареванное лицо. Поднимаюсь со ступенек:
— Я все ему рассказала.
Мы обнимаемся, втроем, на этой белой площади перед церковью.
Гойко отправился поговорить с матерью Анте, прихватив с собой бутылку грушевой ракии. Они сидели во дворе, окруженные стойким запахом козьего дерьма. Мать оскалилась, как обычно. Сказала, что сама думала об этом.
— А ты что ей ответил?
В тот день мы взяли напрокат лодку, отправились на остров Млет. Плыли через соленое озеро к монастырю бенедиктинцев. Анте был с нами. Диего посадил его себе на плечи, — казалось, отец и сын. Мы с Гойко шли позади.
— Я сказал ей правду, что у тебя не может быть детей, что вы займетесь ребенком, дадите ему образование…
— Ты сказал, что мы можем дать ей денег?
Он нагнул голову, почесал рыжеватую шевелюру:
— Хочешь купить его?
— Я хочу сделать все, что в моих силах.
Смотрит на меня внимательно, ловит мой жадный, нетерпеливый взгляд:
— Бедняки тоже имеют право оставлять своих детей при себе.
— Эта женщина плохая мать, она не любит ребенка, бьет.
Я подбежала к Анте, задрала футболку, чтобы показать засохшие струпья.
Гойко покачал головой:
— Это Богу решать.
Тогда я сказала, что он проклятый хорватский ханжа, и послала его ко всем чертям.
Мы поднимались в гору на следующий день и еще через день. Женщина улыбалась нам, принимала подарки, пожимала плечами.