Постепенно многоголосый гул, стоявший над лагерем, стих, и только часовые, расставленные вокруг на случай внезапного нападения, перекликались друг с другом. Воины, несмотря на волнение, одинаково сильно и у безусых юнцов и у седых ветеранов, засыпали, придвинувшись поближе к кострам, дававшим хоть какое-то тепло, и укрывшись плащами. Никто не ведал, что ждет их на рассвете, но все понимали, что к битве нужно накопить побольше сил, а для этого нужна была обильная сытная пища, а также и крепкий сон. Явившиеся на берег Эглиса воины не желали пренебрегать ни тем, ни другим.
Умолк и Аскольд, склонив голову и погрузившись в свои мысли, которые никак нельзя было назвать веселыми. Старый воин, привыкший к пению стрел и звону стальных клинков, с наслаждением вдыхавший запах свежей крови, был спокоен, хоть и не мог не понимать, что ждет его после близящегося рассвета. Этот бой был для него не первым, и, как всякая битва, мог стать последним, но это не значило, что нужно впадать в отчаяние.
Мысль о смерти стала привычной за годы странствий и сражений, и постепенно Аскольд перестал придавать ей значение. Прежде он оказывался лучше своих противников, сильнее их и опытнее, но рано или поздно, это десятник знал точно, найдется более удачливый или более ловкий боец, который и заберет себе его жизнь. Такова судьба воина, и старый солдат давно смирился с ней.
Аскольд смирился тем, что смертен, как и все люди, но, коль скоро у него еще было право выбора, предпочитал испустить последний вздох на поле боя, сжимая в руках клинок, обагренный кровью поверженных врагов. По мнению старого воина такая кончина была много лучше, достойнее мужчины, нежели умереть в постели, будучи дряхлым немощным старцем, не способным поднять меч, любить женщину. И потому Аскольд был даже рад, что завтра предстоит бой, и он нисколько не печалился, хотя участь и самого Аскольда и всех, кто явился сюда вместе с ним, был предрешена. А спокойствие и невозмутимость ветерана частью передались и молодым бойцам из его десятка, а это значило, что на рассвете они выйдут против врага не дрожащими, трясущимися от ужаса ничтожествами, а воинами.
- Дядька Аскольд, - вдруг уважительно обратился к командиру Ратхар. - А, правда, что ты будущее предсказываешь?
Воин пристально взглянул на юношу, несколько мгновений промедлив с ответом. Этот парень старался казаться мужественным и невозмутимым, сдерживать свой страх, словно опасаясь насмешек. Правда, получалось это у Ратхара не слишком убедительно, хотя ждать иного от восемнадцатилетнего юнца было бы попросту опрометчиво.