— Не верьте, — сказал Холлиер. — Он просто не мог признать, что жил нахлебником, хоть и знал, что это правда. И, кстати говоря, пока я не забыл — Симон, кто платит за погребение?
— Я, надо полагать.
— Нет, нет, — сказал Холлиер. — Я тоже поучаствую. С какой стати вы должны платить за все?
— Конечно, так было при его жизни, и так должно быть до самого конца, — сказала Мария. — На момент смерти он был должен мне чуть меньше девятисот долларов. Еще сотня меня не разорит.
— О, там не должно быть такой суммы, — сказал я. — Я договорился, все выйдет очень дешево. Включая стоимость похорон, и то, что он задолжал хозяйке дома, и еще разное по мелочи, надо полагать, на каждого из нас придется… Мария, вы оказались ближе, чем я думал: выйдет больше чем по двести долларов с каждого… О боже, это совершенно неприлично. Я думал, мы тут будем серьезно и с любовью вспоминать покойного, а мы торгуемся из-за его долгов.
— Так ему и надо, — сказал Холлиер. — Если он сейчас где-то рядом, он, должно быть, сейчас лопнет от смеха.
— Он мог оставить такое же завещание, как Рабле, — сказала Мария. — «Я много должен, ничего не имею, а разницу завещаю бедным».
Она засмеялась.
Мы с Холлиером поймали от нее смешинку и принялись громко хохотать. Сотрудник похоронного бюро высунулся в алтарную часть из маленькой комнатки, где скрывался до поры, и кашлянул. Я понял его сигнал: Парлабейна нужно убрать в крематорий до обеденного перерыва.
— Помолимся же, — сказал я.
— Да, — отозвался Холлиер. — А потом — очищающий огонь.
Мы снова расхохотались. Сотрудник похоронного бюро наверняка видел множество странных похорон, но наше поведение его явно шокировало. Впервые в жизни я смеялся, читая молитву на предание тела земле. Я проследил за отправкой гроба, и мы трое снова встретились на улице. Мне не нужно было идти обратно, чтобы присутствовать при кремации.
— Самые приятные похороны в моей жизни, — сказал Холлиер.
— Я чувствую облегчение, — сказала Мария. — Наверное, мне должно быть стыдно… впрочем, нет, не должно быть. В последнее время он стал для меня ужасным бременем, а теперь я освободилась.
— Может, пойдем пообедаем? — предложил я. — Позвольте мне заплатить. Я очень благодарен, что вы пришли.
— Ни в коем случае, — сказал Холлиер. — В конце концов, вы все устроили и сами провели отпевание. Вы сделали достаточно.
— Я пойду, только если вы мне позволите заплатить за обед, — сказала Мария. — Если вам нужна причина — считайте, это потому, что я рада больше вас обоих. Я освободилась от него навсегда.
Мы согласились, и Мария заплатила за обед, который затянулся до трех часов дня. Мы все получили огромное удовольствие от того, что назвали поминками по Парлабейну. По пути в университет, где никто из нас сегодня еще не был, мы заметили, что флаг на главной площади университетского городка приспущен. Нас не заинтересовало почему: в большом университете постоянно скорбят о смерти того или иного достойного деятеля.