– Севастьян, Зоя,
мученики родные, защитите!
Вырвалось не изо рта, а
именно из всего существа: и сознания, и тела. Она и сама не понимала, как у нее
это получилось, но даже страха она не чувствовала, уверенность была, что здесь
они, Зоя и Севастьян, позови только – и веревочку ничем не оторвут и себя
подставят на пути хлыста. Вот и получится "почти". Боль должна быть,
это она точно знала, и боль очень сильная, но переносимая. Если нет боли, это
не страдание за свой нательный крест, это комедия. И сам крест ее лежал сейчас
на полу, а губы Зоины упирались в Распятого на нем, и через губы она
чувствовала, как идет туда, где полосуется ее тело, заживляющая сила. Полосы
кровавые оставались, но кровавого неизбежного месива не было. И вдруг удары
прекратились и она услышала мужской голос:
– Э, э, Сашка, ты что, с
ума сошла?!
И сразу голос ее мамы,
сидевшей на Зоиной шее:
– Отстань!.. Отпусти!..
Ты как вошел?!
– Дверь открыта, вот
как.
Зоя узнала голос. Это
был голос старого маминого приятеля, идеологического направителя, ныне банкира
и бизнесмена. Он все-таки стащил маму с Зоиной шеи, отнял хлыст и поднял Зою.
– Стоять можешь?
– Могу, – тихо ответила
Зоя.
– А ты чего улыбаешься?
Ты месяц сидеть не сможешь... Чем ты так мать довела?
– Она объявила себя
христианкой! – яростно выкрикнула мама. – А христиан в моем доме не будет!
Старый приятель
внимательно вгляделся в Зою, потом оглянулся на маму.
– М-да, – изрек он, жуя
губами, – Зоя, подвешенная за волосы против Диоклетиана... – помолчал и спросил
затем Зою: – Это серьезно?
– Да.
Ухмыльнулся.
– А, говорят, молодежь
только рок пляшет, а тут вон младенцы...
– Я не младенец.
– Я вижу. Ладно, иди
ложись, на пузо ложись и штаны не одевай... Тихо, Сашенька, уймись, сказал!
Когда Зоя ушла, встал
перед мамой и сказал:
– Ну что, воительница с
Богом, вырастила мученицу? Сиди, сиди, не рвись, я сказал! Не пущу. Лучше водки
налей. И мне. Я еще принес... Не пороть надо, Сашенька, а на тормозах спускать.
– Скоро доспускаете, все
пропускаете!..
– Эт-точно, уже вон как
потекло. Одно сегодняшнее представление чего стоит. Ты теперь герой дня. Сам
Сорос, между прочим, тебя по Москве ищет, хочет плакат купить за любые деньги.
Я не дал его уничтожать, спрятал разобранный. Слушай, ну неужто я в самом деле
такой, каким ты меня изобразила?
– Ты хуже.
– Гм, а, впрочем, вполне
может быть. Все, кто в пирамиде власти, они, наверное, все такие. А чего ж ты
себя намалевать забыла?
– А я вне пирамиды.
– Это точно. Ну так и не
трожь пирамиду! А впрочем, ты не причем... Наша пирамида, Сашенька, она
несокрушима была ни снизу, ни извне, ни диссидентами-подкопщиками, ни
натовскими авианосцами. Ее можно расшатать только сверху, что и сделано. Однако
пирамида все равно цела. Так, слушай, что, у твоей Зои так далеко зашло?