— У, народу-то сколько!
— Мама была поражена, даже рот приоткрыла.
— Ничего, — Катя себя
уже хозяйкой чувствовала, — пройдем.
И они прошли сквозь
толпу на удивление легко. Внутренний вид храма ошеломил маму. Он всегда
ошеломляет тех, кто впервые в храм входит.
— Это сколько ж тут
икон! — всплеснула руками мама. (Сумки Катя уже задвинула под лавку.) — Да-а,
красиво, ничего не скажешь.
И не надо было говорить
— надо было смотреть, что мама и делала. Горящие свечи — лес горящих свечей
перед иконами! — придавали храму еще больше таинственности и красоты. Невиданные
полутораметровые резные столбы-подсвечники, огромная многоярусная
люстра-паникадило, просветленные лица людей — все эти новые впечатления
навалились горой на остатки вчерашнего утреннего настроения. И оно перестало
быть.
— Мама, пойдем туда, где
служба!
Они протиснулись в
проем-арку малого придела, и мама услышала пение. В главном приделе его было
плохо слышно, да и пока мама вертела головой, рассматривая окружающее, она не
могла ничего слышать. А теперь... Впервые ею услышанные и такие, казалось бы,
простые и за душу берущие напевы церковного хора из старушек тоже маме
понравились. И вот зашуршала завеса, открылись Царские врата, и из них
выступили священник и диакон. Ох, как необычайны и красивы были их одежды!
Диакон держал в руках золотую Чашу.
— Со страхом Божиим и
верою приступите! — громадным чистым басом возгласил он.
Мама вздрогнула от
неожиданности. Диакон был щупл, и услышать такой голос она не ожидала. У
священника была огромная белая борода лопатой и очень ясный, выразительный
взгляд. Мама зачарованно глядела на него. Никогда в жизни она еще не видела
священнослужителей в облачении. Все было ново, все поражало. Тут мама
почувствовала, что ее толкают снизу. Она даже забыла на секунду, что с ней
Катя.
— Ну, мама же, что ты!
— А? Что, Катя?
— Мама, я причащусь
пойду, можно, а?
Катя спросила громко,
несколько старушек рядом обернулись; у мамы покраснели уши, она не знала, что
сказать. А Катя уже пробиралась вперед. У мамы сердце защемило, снова внутри
как-то непривычно стало, застыдилась она. Однако поздно: Катя была у Чаши.
— Да не в суд или во
осуждение будет мне причащение Святых Твоих Тайн, Господи, но во исцеление души
и тела, — закончил священник молитву. — Причастники, сделайте земной поклон!
И мама увидела, как ее
Катя протиснулась к самой Чаше, встала на колени и головой тюк в пол. Маме
почти плохо стало. «Это уж совсем лишнее, слишком уж...» Все остальные, кроме
детей, стоящих впереди, не могли стать на колени: руку-то поднять
перекреститься трудно было — такая теснота. «А детей-то, детей-то как много, а
молодых-то сколько!..» Это мама увидела, сколько мам и пап ее возраста около
детей стояли, и крестились сами, и кланялись. Хор запел «Тело Христово примите,
Источника бессмертного вкусите».