Из слияния отдельных личностей рождается накрывающий их разум. Составляющие сознания остаются нетронутыми, но подчиняются ему. Способность Чеглока обрабатывать информацию виртуально, посредством гештальта, далеко превосходит способность его тела эту информацию поставлять, тем более на нее реагировать, и – по мере того, как единение близится к четвертой секунде, – он начинает воспринимать все события в мире так, будто время не идет, а ползет. Он видит, как Полярис ныряет к стороне дверного проема, когда первые порывы призванного им ветра доходят до нее: тельпица будто плывет в среде плотнее воздуха или воды, и каждая капля дождя – частица сконденсированного времени. Клубом исполинского дыма взлетает грязь там, где начал копать Халцедон, почти скрытый за фонтаном земли. Моряна создала из падающего дождя твердый, плотный, переливающийся шит, он окружает ее, выпирая наружу призматическим пузырем дутого стекла, и его граненая поверхность – скопление маленьких Морян, танцующих, будто пчелы вокруг царицы. И как новорожденное солнце, обернутое в пушистое одеяло туманности, в раздувающемся облаке пара пылает сине-белым калением Феникс, собирая свою силу, свою власть над термодинамикой столь точно отмеренную, что Чеглок, парящий в двадцати футах над салмандером и в стороне от него, едва ощущает изменение температуры воздуха. Невидимая лестница, уходящая спиралью в исхлестанное ветром и молниями сердце шторма. Перья и кожу уже покалывает электрической энергией облаков, которым отказано в естественной разрядке силы. Вокруг него воет ветер, уши гудят от бесконечного треска, и вонь озона лезет в ноздри интимно и нагло. Скоро он запряжет эту фрустрированную энергию бури с помощью разума, выкует из нее молнии и обрушит на своих врагов.
А тем временем другое тело Чеглока, вирт, электронный сосуд, в который Полярис направила одну ветвь его струящегося сознания, тоже движется, но это движение другого рода. В реальном мире через три секунды после предупреждения Полярис пентада только начала реагировать, а нормалы еще не показались. Но здесь, в Сети, уже идет яростная битва.
Мощь сверхразума гештальта давно обнаружила точное местоположение нормалов, присутствие которых ощутила Полярис, пробив скрытую псибертронную броню. Их пятеро, они прячутся в этом здании. Ангелическими глазами своего вирта Чеглок воспринимает здание как трехмерную прозрачную схему (и это всего лишь один из многих доступных ему визуальных режимов), в которой фигуры нормалов – точнее, их виртов – представляются гибридами чудовища с машиной. Тела их защищены красно-золотой броней, щетинящейся мрачным антехом: все виды оружия, сенсоры и один Шанс знает, что еще, и часть этого всего бродит по броне, будто обладая собственной волей и целью, как рои ползающих и летающих насекомых (в этом смысле вирты напоминают свои прообразы из реального мира: рыцари нормалов окружены облаками крошечных смертоносных устройств, а также полуавтономными камерами-наблюдателями, которые дают круглосуточную картину их приключений в Пустыне, передавая звук и изображение в Сеть, а миллионы нормалов болеют, затаив дыхание, за своих фаворитов). Из бронированных плеч растут оживленные головы нечеловеческих созданий, из них одни реальные или бывшие когда-то реальными, а другие существовали только в мифах, но не во плоти. Вот ревущий лев с золотой гривой, оскалившийся в рыке; геральдический олень с рогами, подобными стальным клинкам, с зубьями, как у пилы, желтая тварь, похожая на кролика с черными кончиками длинных ушей, розовыми щеками и улыбкой нестерпимой сладости, черный пингвин с ощетинившимся гребнем на голове и раскрытым в усмешке желтым клювом, а вот и красноглазый вампир с кожей из лепного льда и волосами, подобными сугробу в лунном свете. Некоторые из этих масок исполнены реалистично, как будто образы, сколь бы фантастичны они ни были, записаны автоматическими камерами где-то в физическом мире, а другие – сюрреальны или гиперреальны, как ожившие мультики.