— Именно, что под землю я и провалился! — небрежно сказал я. Лицо моего собеседника закаменело — он понял, что я имел в виду. — А своего сотрудника можешь больше не искать — уж извини, но я его пристрелил с перепугу. Он вообще человеком был?
— Да, — кивнул Петр, — большей частью человек, но с отклонениями… И чем же ты его?.. Ах, да! Револьвер сержанта! Прыток ты, внучок, ох и прыток! Ну, а дальше? Никого в подземельях не встретил?
— Как не встретить! — ухмыльнулся я. — Незабвенный Виктор Палыч Плужников со товарищи!
— Он еще жив? — на лице Макарова отразилось неподдельное удивление. — А я-то думал, что он, как и мой отец, лишь символ!
— Живехонек, — подтвердил я. — Сидит, как паук в своей паутине. Но полон наполеоновских замыслов.
— Видимо, эти его замыслы так тебя напугали, что ты предпочел вернуться к нам? — блеснул проницательностью Петр.
— Вот именно, дедуля, вот именно!.. Но признайся — тебе не надоело еще передо мной комедь ломать?! А то ты от шпиона своего вовремя донесение не получил? Жалко, кстати, парня — похоже, погиб он! — Я не сразу осознал, что кричу на своего столь внезапно обретенного дедулю. Отрезвило меня то, что в дверь кабинета просунулись сразу несколько гэбэшников, привлеченных, видать, шумом в кабинете и решивших заглянуть, так сказать, на всякий пожарный. Макаров успокаивающе махнул им и повернулся ко мне. Несколько минут он молчал, поглядывая задумчиво в окно, барабаня пальцами по столешнице.
— Понимаешь, хм, внучок! Я не знаю точно, с кем или с чем ты столкнулся в подземельях, но могу признаться — мы не всесильны, — лицо его при этих словах осунулось и потеряло твердость, — нам чрезвычайно тяжело, но мы тянем этот воз уже несколько десятилетий в надежде, что это не напрасно. После того, как была потеряна связь с Москвой, здесь был натуральный хаос (отец неоднократно рассказывал мне об этом), и единственное, что могло спасти обитателей Города, — это дисциплина! И если ты думаешь, что добиться выполнения этой цели было легко, то ты заблуждаешься — паника тысяч людей, подогреваемая вылазками этих, — небрежный жест в сторону пола, — ренегатов, могла бы разрушить здесь все! Да еще эти призраки! — Дедуля досадливо поморщился, словно от зубной боли. — Пока мы не сумели с ними немного договориться, здесь был форменный ад! — При этих словах я вздрогнул — кое-что из «транслированных» мне воспоминаний Плужникова давало мне знание об истинной природе этих «субстанций». Знание, которое до конца так и не уложилось в моей голове, — все же слишком невероятным оно было!