Особое задание (Колесников) - страница 124

— Ма-а-м! Немцы едут! — закричал он, еще не добежав до дому.

Мать так и застыла у корыта с бельем. И только когда Саня снова крикнул: «Немцы, мама!» — она опомнилась, вместе с Саней выбежала на крыльцо. Колонна немцев уже остановилась на площади. Солдаты спрыгивали с машин. Когда пыль немного улеглась, Саня сказал матери:

— Эти, мама, какие-то другие. Все в черном, смотри…

У женщины захолонуло сердце. Она знала, что самые страшные гитлеровцы носят черную форму. Они-то и угоняют парней и девушек в Германию, не щадят и детей…

— Ты, сыночек, прячься-ка лучше, мальчик мой. Боюсь я за тебя… Беги в лес, сынок…

Прибежали две сестренки и младший брат Сани, наперебой стали рассказывать, что немцы выгоняют всех на площадь, будут куда-то переселять, повезут в автобусах.

— Такие большие, красивые, мама, автобусы!..

Мать бросилась к окну: на окраине села уже стоял фашистский часовой. Что же делать? Теперь Сане не удастся убежать в лес. Послышался шум мотора, перед домом остановился грузовик с фашистами. Мать только и успела сказать:

— Сыночек, беги, родной, прячься. Скорей, скорей!

Саня колебался, но он привык слушаться мать с первого слова. Сурово взглянул он на сестренок и брата. Они поняли его, прижались к матери. Это означало, что они будут ее слушаться. Саня выбежал во двор и увидел, что фашисты стоят у каждой избы. Но он не растерялся. За огородом, неподалеку от дороги, чернел овраг, заросший бурьяном, крапивой и татарником. Мать съежилась, увидев, как сын нырнул в овраг.

Сане обожгло лицо, руки, в босую ногу впилась колючка, но он полз по дну оврага, не отдавая себе отчета, куда и зачем ползет. Из села доносились выстрелы, крики женщин, плач детей, остервенелый лай и визг собак. Сане показалось, что он услыхал лай своего любимца Серко. Сердце тревожно забилось. «Наверное, зашли к нам во двор… Неужели опять маму побьют? — думал Саня. — Будут про отца спрашивать». Раздалась автоматная очередь, и сразу замолчал Серко. Еще не понимая, что произошло, мальчик съежился, словно стреляли в него. Он весь превратился в слух. Шум, крики все нарастали, приближались к оврагу. Плач детей, причитания женщин перекрывали гортанные, резкие выкрики немцев: «Рус, шнель! Шнель!» Раздался выстрел, какая-то женщина заголосила:

— Ой, моя дытына!.. Где моя дытына, люди добрые?! За што загубили изверги мою дытыну, за што?!

Ее голос заглушил другой:

— Не пойду никуды. Не пойду… Что хотите делайте! Не пойду!..

Опять выстрел, и крик женщины оборвался… «Неужто убили?» — в страхе подумал Саня.

Колонна проходила рядом с оврагом. А Саня лежал, словно в бреду. Он не чувствовал боли ни от ожогов крапивы, ни от колючек. Лежал, кусая губы, готовый вот-вот расплакаться от бессилия.