Ночь была необыкновенно тихая, люди спали с открытыми окнами: донимала духота.
Евгений услышал бой кремлевских часов. Звуки доносились из большого репродуктора, установленного напротив райисполкома. Повесили его еще при примаре,[1] отставном полковнике королевских войск, заядлом фашисте. По радио часто передавались воинственные речи министров, указы его величества, а то и просто извещения о явке рекрутов на мобилизационные пункты для переподготовки. Иногда в переводе на румынский язык транслировались речи германского министра пропаганды доктора Геббельса. Королевская Румыния тоже готовилась к войне с Советским Союзом… Но теперь все это кануло в вечность… Алексеев шел, слушая перезвон курантов и торжественную мелодию «Интернационала». На этом местная радиосеть закончила свою трансляцию.
Войдя к себе во двор, Евгений поздоровался со сторожем размещенного здесь склада горторга. Со стариком у юноши сложились хорошие отношения. Он угощал его папиросами, а тот рассказывал разные истории из далекого прошлого. Вот и сейчас Евгений предложил ему «Казбек». Закурили.
Затягиваясь московской папироской, старик закашлялся, а потом хрипловато сказал:
— Помнишь, Женя, какая луна-то взошла намедни?
Алексеев признался, что только сейчас вспоминал ее.
— Вот такая же была и в четырнадцатом. Большая и красная, будто кровью облитая. А на утро урядник забил в барабан: война! И пошла беда по земле! Пошла смерть косить народ… Как сейчас помню, такая точно… Прошло-то уже никак более четверти века… Ох, Женя, бежит же время… бежит и нас не спрашивает!..
Гавкнула лежавшая у него в ногах лохматая собака. С улицы послышались слова популярной песни: «Любимый город может спать спокойно…» Веселая компания возвращалась из «Казенного сада», так болградцы по старинке называли большой сад, раскинувшийся вдоль озера Ялпуг. Знатоки уверяли, будто в саду сохранился дуб, на стволе которого ссыльный Пушкин ножичком вырезал какое-то острое двустишие.
Прислушиваясь к пению удалявшейся компании и все отчетливее доносившемуся с озера кваканью лягушек, Евгений молча курил и предавался радостным раздумьям: «Хорошо! Скоро Москва, учеба… Какая все же необычная жизнь в Советском Союзе! Желаешь работать? Пожалуйста! Учиться? Все двери открыты! А ведь еще два года назад… Хотел быть летчиком, даже уже учился в авиационном училище. Носил пышную форму с королевской кокардой и аксельбантом. Вдруг исключили! Почему? Бессарабцы, видите ли, ненадежный народ… все поглядывают за Днестр! Поступил на работу в гараж «Леонида», но и тут долго не задержался: попал в бухарестскую полицию, колотили до полусмерти, угрожали расстрелом за распространение большевистской литературы. Пришлось познакомиться и с сигуранцей,