– Мой отец умер, – напомнила я. – Так что давай посмотрит, что там у нас.
Стоило лишь переступить порог комнаты, чтобы понять – вот это то, что надо! Меня не смутил даже отчетливый запах нежилого помещения и катышки пыли по углам. Комната была замечательная, точно под меня сделанная: белоснежная, с вкраплениями синего и серебряного, воздушная и светлая из-за огромного эркерного окна. Кровать под белым шелковым покрывалом широкая, кресло с синими атласными подушечками удобное, туалетный столик изящный, ковер на полу пушистый. Мало того, в комнате был камин, самый настоящий, дай бог, чтобы работающий. За белоснежной дверью скрывалась сине-серебристая ванная комната. Большая ванна покорила меня сразу, но главное – здесь не было зеркала. К зеркалам я с некоторых пор относилась с опаской.
Пока я рассматривала комнату, Рая следовала за мной молчаливой тенью. Сева же, застыв у окна, уставился куда-то вдаль.
– Мне это подходит, – сообщила я и пристроила плюшевого медведя в кресле. – Рая, распорядись, пожалуйста, чтобы комнату привели в порядок. Через час я планирую сюда вселиться.
– Хороший выбор, – сказал Сева, не оборачиваясь. – Отсюда должен быть великолепный вид на восход.
– Проверим, – пообещала я и посмотрела на поникшую экономку. – Рая, ну что опять не так?
– Евочка, ты пока ничего не помнишь, но, поверь мне, ты всегда очень трепетно относилась к решениям своего отца. А к запретам в особенности.
– Трепетно? – Я удивленно приподняла брови. – Может, не трепетно, а безропотно? Не волнуйся за меня, моя психика вне опасности. Во всяком случае, покои моей блудной маменьки не вызовут у меня депрессии. А скажи-ка мне, – я решила, что пора уводить разговор в более безопасное русло, – есть в этом доме что-нибудь съедобное? Что-то я проголодалась.
Известие о том, что хозяйка хочет есть, вернуло Рае хорошее расположение духа.
– Конечно, Евочка! Я же специально для тебя приготовила парную телятинку в винном соусе. А еще торт в кондитерской заказала, такой, как ты любишь. Его уже должны были привезти.
После пирожных Якова Романовича известие о тортике меня не воодушевило, а вот телятинка… Как же давно я не ела нормальной человеческой пищи!
* * *
О том, что платья у меня достойного нет, вспоминаю только к вечеру. Раньше мне не нужно было. К чему рядиться в этой-то глуши, для кого? А сейчас вот что делать? Мадам с Лизи завтра снова блистать станут шелками да побрякушками, а я как же? Никуда не поеду, не в чем…
Дверь отворяется с тихим скрипом, на пороге Стэфа, в руках у нее что-то золотисто-атласное, шелестящее.